– Я созвал вас в сей день, ибо только что узнал страшную весть, – продолжил он.
Горожане, еще не вполне оправившись от прожитых жутких недель, беспокойно зашептались.
– Увы! Больше месяца Зло свирепствовало над нами. Но отныне виновный мне известен.
При сих словах нутро у Миреллы словно сжало тисками. В стороне ото всех, близ бургомистрова чертога, она приметила Бедвика. И всё поняла.
Она тут же рванула прочь, подальше от площади. Но поздно. Двое стражей накинулись на нее.
– Она себя выдала! Она пытается скрыться! Не дайте ведьме уйти! – кричал бургомистр.
Толпа подступила, чтобы лучше всё видеть. Никто не понимал, что происходит. Бургомистр объяснил, что водоноска, посредством колдовства и снадобий, разнесла по городу чуму. Его слушали с недоверием. Мирелла билась в руках стражи. Один из горожан узнал ее и заметил:
– Она одна только и продолжала носить нам воду.
И, поскольку не смог постичь такого щедрого поступка, прибавил:
– Значит, хотела нас отравить!
Вдруг всё прояснилось. Ведьма вызвала беды, а чужак их спас. Жители Гамельна любили истины попроще. И им казалось вполне естественным, что беды исходят от какой-то оборванки, а спаситель – доблестный муж.
Пан с Гастеном хотели было возразить, но воспламененная толпа уже не слушала. После столь долгих дней, проведенных взаперти, в ужасе, горожанам нужно было выпустить пар. Сколько лишений и страха они натерпелись! Теперь в них закипал гнев. Бургомистр наблюдал их растущую ярость как капельмейстер, довольный своим руководством.
Толпа начала кричать, понося ведьму и требуя смерти. Нескончаемая брань полетела в нее. Страх, старый страх быть сожженной на костре, терзал ее рассудок. Почувствовав, как цепи обвили запястья, она опомнилась и хотела было противиться. Но уже и ноги ее были в путах. Флейта, завернутая в грязное платье, осталась надежно схоронена в сарае. Она была бессильна.
Мирелла, оглушенная воем толпы, закрыла глаза. Горожане голосили, не щадя глоток. Глаза их метали ненависть, рты исторгали едкую злобу. Они освистывали ее, не жалея легких. Стражники с трудом проложили себе путь к острогу: их узницу едва не растерзали на клочья.
Когда Миреллу наконец бросили в сумрачное и сырое подземелье, она ощутила едва ли не облегчение. Все прочие клетки были пусты. Дверь темницы закрылась.
Бургомистр удалился весьма довольный. Прежде чем подняться в свои хоромы, он от души похлопал Бедвика по плечу. Тот только что донес на Миреллу, от зависти и страха. Во всяком случае, так он может быть покоен, что чертовка не заграбастает сорок тысяч флоринов, про которые он слышал разговор. За донос, что музыкантом была на самом деле переодетая Мирелла, он рассчитывал заполучить от бургомистра награду звонкой монетой.
Бургомистр ехидно потирал руки. Всё выходило кстати. Жизнь возвращалась в Гамельн. Сам он был жив и здоров. И заручился свидетельством, что чужак не имеет отношения к изгнанию крыс, а посему свободно мог ему не платить. Заодно и ведьма нашлась для костра. Славное выйдет завершение всем тем жутким неделям, какие перенес город. Сложим знатный костер. К горожанам вернется вера в их бургомистра и довольство жизнью.
Лишь одно пятнышко портило картину. Палача унесла чума. Некому было теперь сторожить тюрьму и пытать узницу. Бургомистр оборотился к Бедвику, который всё стоял у его крыльца, будто ждал чего-то. Он протянул ему ключи от острога и объявил:
– Юноша, нарекаю тебя городским палачом. Мои поздравления. Это видное повышение.
* * *
На закате Мор подошел к Гамельнским вратам. Он был в нетерпении и так взволнован, как не случалось с ним давно. Да, юница истребила всех крыс. Но сия мелкая потеря мало его беспокоила. Он даже был почему-то горд за Миреллу. Вот так противница! Да еще премилая! Он чувствовал к этой проказнице нежную злость. Еще никогда не жил он с таким вкусом.
Он ждал. Долго. На небо уж давно взошла луна, когда он наконец понял, что она не придет. Его охватил гнев. И ярость требовала выхода. Он отыщет ее. И уж верно, убьет. А по пути разберется и с прочими. Много народу умрет в эту ночь.
XV
Ведьма ожила
Ночь для Пана прошла ужасно. С первой зарей он, хромая, вышел из сарая. В городе вновь царила тишь: Пан еще не знал, что в то утро каждый второй его житель проснется подле мертвеца.
Мальчик подошел к тюрьме. Бедвик с порога погнал его прочь. Пот лился с Бедвика ручьями, и Пан приметил на шее черное пятно. А посему решил, что пока лучше отступиться и уйти.
Он двинулся к трактиру, где смог-таки добудиться Гастена.
– Что тебе от меня надо? – спросил тот.
– Прошу вас помочь, – сказал Пан. – Мы должны вытащить Миреллу из острога.
Давеча Гастен думал бежать. Но никак не мог решиться бросить здесь два столь ценных сокровища: Миреллу и ларец с флоринами. И дал себе слово не уходить, пока не добудет хотя бы одно из двух.
– Разумеется, – ответил Гастен. – У меня есть задумка.
* * *
Бургомистр пробудился от криков и смятения, воцарившегося в окрестных домах. И понял, что чума воротилась. Он приотворил оконце под самым коньком крыши, дабы увериться, что стража на посту. Но от увиденного его редкие волосы встали дыбом.
Двое стражников скрючились, держась за животы и силясь крепиться, как могут. Бургомистр крикнул им, чтобы шли по домам. Он затворил окно и дверь в свои покои.
Он не видел, как Пан подносил стражам воды, и уж тем более не ведал, что Гастен всыпал в нее порошок своего сочинения: безвредный, но скорый на опорожнение кишок.
Бургомистр был в опочивальне один: супруга его скончалась на днях, тихо, без лишнего шума. Он забрался в постель, задернул занавесь и, невзирая на зной, подоткнул одеяло. Рядом, где прежде почивала его благоверная, возлежал ларец со златом. Бургомистр спал в обнимку с ним.
С ужасом он вспомнил, что оставил доспех свой в большой зале, где он и красовался обыкновенно.
И вдруг заслышал тишайший скрежет. Звук укромно сгрызаемого дерева. И вновь тишина. Бургомистр приподнял полу балдахина. Полчище маленьких черных тварей заполонило спальню. Они с писком кишели повсюду. Бургомистр соскочил с кровати и выбежал прочь.
Ни в жизнь не догадался бы он, что Гастен с Паном, пользуясь отлучкой стражи, проникли в его чертог. Гастен, умевший всё или почти всё, взломал замок. Они поднялись к бургомистровой опочивальне и присели под дверью, а затем тонко заточенным ножом выстругали в ней дыру. Сей шум и слышал бургомистр. В проделанную щель они запустили крыс, коих Пан держал в закрытой корзине.
Но ежели по правде, крыс искали они по всему Гамельну, да так и не нашли, – Мирелла истребила всех. Но у Гастена было кое-что в запасе. Он забрался на птичий двор, заброшенный после смерти хозяев. Куры, предоставленные собственной воле, высидели немало яиц. По двору сновали многие выводки цыплят. На глазах восхищенного Пана Гастен тщательно изваливал каждого в угле, запихивая затем в корзину, а кончив дело, довольно воскликнул:
