За «Обыкновенной историей» последовала еще одна пьеса Нила Саймона – «Я хочу сниматься в кино». Простая до наивности история отца, оставившего в свое время семью в Нью-Йорке и уехавшего в Голливуд. Спустя много лет к нему, уже известному человеку, приезжает дочь, уверенная, что обязательно станет звездой Голливуда. В спектакле, поставленном Гилом Лазиром, деканом театрального отделения Флоридского университета, я играл со своей дочерью, Александрой Табаковой. Довольно неплохо играли оба. И она, и я.
В том же сезоне вышел «Учитель русского».
Так получилось, что одно время я жил в одном доме (на улице Селезневской) с Андреем Мироновым – он на четырнадцатом, а я на седьмом этаже. Не часто, но регулярно я бывал у Андрея в гостях, где встречал его мать, Марию Владимировну.
На дворе стоял девяностый год. Уже три года, как не стало Миронова, когда мы взяли к постановке пьесу Александра Буравского. В процессе размышления над ролью, для которой у нас в театре исполнительницы не было, мне в голову как-то сама собой пришла мысль о Марии Владимировне Мироновой.
Мария Владимировна внешне была удивительно похожа на мою маму (характером-то совсем наоборот). Открытое лицо, пучок седых волос. И до того она показалась мне необходимой, что я, не сомневаясь, пригласил ее попробовать сыграть Козицкую в пьесе «Учитель русского». Мария Владимировна была состоявшейся знаменитой актрисой, но довольно давно не выступавшей на сцене, а на драматической – очень давно. Тем не менее интуиция не подвела меня, и проба увенчалась успехом. Удачной была и режиссура Жени Каменьковича, и работа всего актерского ансамбля: Саши Марина, Володи Машкова, Иры Петровой. «Учитель русского» прожил в репертуаре долго.
Позднее специально для Марии Владимировны я поставил пьесу Алексея Богдановича «Норд-Ост». Один из самых неуспешных моих спектаклей, но все равно дорогой и важный для меня. Мне было достаточно одного факта, что Мария Владимировна выходила на сцену – это было объяснением того, почему я взял пьесу в репертуар.
Кстати, в спектакле «Норд-Ост» одну их лучших своих театральных ролей сыграл мой сын Антон Табаков, в то время актер «Современника». Не преуменьшая того, что он делал на сцене «Современника», считаю, что самыми осмысленными, самыми личными актерскими работами Антона были две: герой в «Билокси-Блюзе» и мятущийся молодой человек из «Норд-Оста»…
«Матросская тишина». Владимир Машков
Спектакль «Матросская тишина» по пьесе Александра Галича начал отсчет нового времени в истории маленького подвального театра в 1990 году. Именно этот спектакль стал нашим гимном, нашей настоящей «Чайкой», открывшей Подвалу дорогу на театральный Олимп. Состояние удивительной молчаливости, которой театральная критика сопровождала все наши предыдущие работы, было нарушено. Стрелка барометра явно повернулась на положение «ясно»: сформировался устойчивый критический интерес к спектаклям Подвала. Голоса театральных критиков становились все благожелательнее и серьезнее. «Матросская тишина» поставила Подвал на одну доску с прославленными московскими театрами. Хотя сейчас я думаю, что все-таки этот спектакль не был оценен театральной критикой в той мере, которой он заслуживал…
Незадолго до этого я выпустил «Матросскую тишину» как дипломный спектакль в Школе-студии МХАТ на курсе, где учились Володя Машков, Женя Миронов, Ира Апексимова, Валера Николаев, Марьяна Полтева. Еще существовали цензура, запреты на эту пьесу. Но я пренебрег всем – до того мне хотелось вынуть этого сильно залежавшегося в моем чреве младенца. Правда, я немножко схитрил, воспользовавшись тем, что на спектакли Школы-студии, куда билеты не продавались, не надо было спрашивать разрешения у ЛИТО. Дипломный спектакль получился, был несколько раз показан в Нью-Йорке и произвел там на людей сильное впечатление.
Через пару месяцев «Матросская тишина» перешла в репертуар подвального театра. Не могу судить, с какого режиссерского полета был сделан этот спектакль, но его несомненно мощная энергетика прежде всего была заложена в пьесе Александра Аркадьевича Галича. А реакция на него зрительного зала была абсолютно идентичной и в Японии, и в Соединенных Штатах, куда мы потом вывозили спектакль на гастроли. Правда, там была по большей части русскоязычная публика, но плакали люди всегда совершенно синхронно – по той же «программе», по которой плакали московские зрители.
Скажу больше. Во время спектакля плакали все работники театра, слушавшие внутреннюю трансляцию. Причем каждый раз. «Матросская тишина» – одно из самых дорогих и теплых воспоминаний для многих людей, причастных к созданию этого спектакля.
«Матросская тишина» прожила на сцене Подвала девять лет. За это время спектакль был показан зрителю более двухсот раз. А потом в связи с отсутствием Володи Машкова, отпущенного на заработки в американском кино, спектакль был закрыт, и я долго думал, кому же играть Абрама Шварца дальше. Наша «Матросская тишина» явно заслуживала продолжительной жизни, а не забвения. Но так и не придумал.
С премьерой «Матросской тишины», собственно, и взошла звезда Володи Машкова – актера.
Володя Машков – человек из города Новокузнецка. Он хорошо знаком с тем, что называется негативной стороной человеческих переживаний.
Произошел из театральной семьи – родители его работали в кукольном театре. Еще до Москвы Володя достаточно много путешествовал по обучающим центрам российской провинции. Учился в Новосибирском театральном училище, потом попал в Школу-студию МХАТ, откуда был изгнан за некоторые проступки дисциплинарного свойства.
Затем, как он сам рассказывает, встретил на ступеньках филиала МХАТа на улице Москвина артиста Табакова. В руках у Володи в тот момент случайно оказалась банка с надписью «серная кислота» – так недвусмысленно он «предупредил», что собирается поступать на курс, который я тогда набирал. С этого все и началось.
На первых курсах Володя был ярким, настырным, не сходящим со сценической площадки студентом. Я не помню ни одного занятия, в котором бы он не участвовал. Машков лидировал всегда. Пробивался, даже, можно сказать, бился за свое исключительное место в ряду других студентов. А я, начиная со второго семестра, это место ему уже отвел. Поэтому все его усилия по закреплению своего лидерства встречали у меня некоторое отторжение. Тем не менее мои догадки о настоящих масштабах его актерских возможностей вскоре подтвердились в полном объеме.
В конце третьего курса я решил делать с моими студентами «Матросскую тишину», надумав поручить роль Абрама Ильича Шварца студенту Машкову. Многим мой выбор в тот момент казался легкомысленным, невозможной натяжкой. Но и сейчас, много лет спустя, мне кажется, что Абрам Шварц до сих пор остается самым совершенным созданием Володи. По неподдельности существования, по отсутствию даже крупиц какой-либо актерской дряни или приблизительности. Он не может, не умеет и не хочет играть «вполноги», а отдается роли со всем бесстрашием и полнотой. К тому же со студенческих лет Володя обладает высокой мерой ответственности.
Когда Машков начал заниматься театральной режиссурой, чувство ответственности разрослось в нем многократно. Володя научился отвечать не только за себя, но и за «мир всего спектакля». Вот ставил он, скажем, современную пьесу «Звездный час по местному времени», так постановка эта, по его мнению, должна была стать не просто очередной работой театра, а «главным событием, которое должно случиться в независимой России». И всякий, кто относится к этому не так, в представлении Машкова – разрушитель… Определенная мера эгоизма очень свойственна талантливому человеку.
