— Это точно… Он никого не слушает, поступает, как сам хочет, но самое неприятное — делить его ещё с кем-то. И все же он единственный Ткач Иного, и «присвоить» себе его было бы неправильно.
— Правильно — неправильно… Все-таки ты поменялась меньше, чем я думала, Самина. Все так же печешься в первую очередь о других, а не о себе. Легко могла бы взять своего мужчину, схватить его за шкирку и утащить в кровать, сказав остальным, что теперь он только твой.
— Я так не могу, ты же понимаешь?
— Понимаю, но на твоем месте я бы поступила именно так.
Самина печально улыбнулась.
— Мне не хватало подобных разговоров.
— Да, мне тоже.
Они замолчали, и лишь пение какой-то птицы в лесу и шипение шампанского нарушало тишину.
— Зачем ты хотела увидется? — спросила Самина.
— Я хотела попрощаться. Попрощаться по-нормальному и попросить об услуге.
— Попрощаться? Значит, она… не освободит тебя?
— Нет, — Генриэтта покачала головой. — Я отдала Ламат’Хашу свое тело и душу, и теперь обратного пути нет. В конце концов я исчезну, оставив после себя лишь пустой сосуд.
— Она сказала, что ты добровольно отдала себя.
— Да, так и есть, — не стала отрицать старая подруга. — Мой род всегда поклонялся Ламат’Хашу, и я чтила эту память. В какой-то мере я стала управляющей Школой именно по этой причине, потому что хотела поделиться с молодыми фуриями знаниями о ней, о чудесах, что та могла творить.
— Чудесах? — удивилась Самина.
— Я тебе не рассказывала. До восьми лет я была слепой. Мне могли сделать хорошую операцию и вернуть зрение, но у моих родителей не было денег на неё. Все, что было, это вера в Ламат’Хашу. И однажды богиня исцелила меня. Я отчетливо помню её прикосновение и шрам на ладони, что остался после него.
С этими словами Генриэтта продемонстрировала ладонь, на которой имелась небольшая, едва заметная трещинка, источающая алый свет.
— Он не всегда был таким, да? — Самина вспомнила этот шрам.
— Да, светиться он начал лишь вскоре после того, как ты привезла Теона. Богиня каким-то образом узнала о том, что я близка к нему, и я вновь ощутила её прикосновение. Вначале это меня сильно испугало, но затем пришло умиротворение. И… покой? Смирение? Я больше не чувствовала себя одинокой, понимаешь?
Самина кивнула.
— А затем на Школу напали. Ламат’Хашу уверяла, что все будет хорошо, и я не должна бояться. А затем… я умерла… по крайней мере на краткий миг. Я молила госпожу помочь мне, а она в ответ попросила мое тело. И я отдала его.
— И она убила Арвин.
— Да… — Самина заметила, как от этих слов у Генриэтты задрожали руки. — Я ничего не могла сделать в тот момент. Совершенно ничего. Ламат’Хашу не хотела свидетелей, поскольку была слишком уязвима. А затем я уснула, лишь изредка пробуждаясь ото сна, когда засыпала она. У неё есть и другие сосуды, но я — основной, самый сильный.
— Генри… мы вызволим тебя. Выгоним её из тебя, я обещаю.
— Нет, вы не сможете. Я уже стала частью её. Генриэтта Штрейс умерла, Самина. Умерла вместе с Арвин, а я лишь её блеклая тень, считающая себя Генриэттой. А тень… никогда не станет настоящим человеком.
— Генри… Хватит!
— Послушай меня. Ламат’Хашу не такая добрая богиня, какой я себе её представляла. Она одержима Таргароном и его наследием. Она считает, что он отнял у неё то, что по праву принадлежит ей: этот мир. Она что-то задумала, но я не знаю, что именно. Она держит это где-то там, в глубине себя, не позволяя мне на это взглянуть, но… в этом замешан Теон и Дети Света. Не доверяй этим фанатикам. Они с ней заодно. Вернее, они идут к разным целям одной дорогой, поэтому пока вместе.
Генриэтта замолчала, а затем поморщилась и дернула головой.
— Что-то не так?
— У нас меньше времени, чем хотелось бы. Ламат’Хашу думала, что я правда хочу попрощаться и только, провести с тобой время напоследок, но теперь поняла, что я её обманула.
Генри порылась в кармане и вытащила небольшой клочок бумаги, вручив его Самине.
— Что это?
— Там находится меч Теона. Рэман-дал-Тор, который она украла.
— Что? Но… — Самина опешила, но постаралась взять себя в руки.
— Вам лучше поторопиться и забрать его раньше, чем она что-нибудь предпримет. Перемещать его проблемно, а использовать его она не может, так что может у вас и получится перехватить его.
— Я… Я поняла…
— А теперь, Самина, моя просьба. Последняя просьба. Ты последний человек в мире, которого я бы хотела о таком просить, но… — Генри на мгновение замолчала, и Самина видела внутреннюю борьбу внутри неё. — Пожалуйста, покончи с этим. Убей меня.
Глава 23. Зверь и трещина
Самине потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное. Генриэтта просила… убить её? Эта просьба была просто немыслимой.
— Генри, что ты такое говоришь?
— Я тебе уже говорила, Самина. Я не Генриэтта, я её тень. Генриэтта умерла во время нападения на Школу, и я больше не могу так существовать. Ламат’Хашу надо остановить, пока она не исполнила задуманное. Убив меня, ты её ослабишь, ведь ей придется искать новый сосуд. А у неё сейчас не так много сил и времени, чтобы провернуть такое.
— Генри, я не могу сделать то, о чем ты меня просишь! — воскликнула Самина вскакивая на ноги.
— Ты должна, — Генриэтта тоже поднялась, но гораздо плавнее. Она все делала с необыкновенной грацией, словно знатная дама из какого-нибудь исторического романа.
Но стоило оказаться ей на ногах, как Генри схватилась за голову и пошатнулась. Самина тут же бросилась к ней, чтобы помочь, но это было лишним.
— Самина, у нас не так много времени. Пожалуйста. Она просыпается, мне все сложнее удержать контроль.
— Нет… должен быть другой выход! Должен быть!
— Порой другого выхода нет. Пожалуйста, я не могу сделать этого сама. Она не позволит. Но ты — другое дело.
Генри подошла и взяла Самину за руку, затем плавно вытащила из кобуры её пистолет и вложила фурии в руку.
— Возьми.
— Генри!..
Генриэтта буквально силой заставила Самину навести оружие себе на лицо.
— Просто сделай это…
— Не могу…
Самина увидела, как изменилось лицо подруги, как слезы перестали течь, а взгляд из печального и уставшего превратился в холодный и отрешенный.
Это уже была не Генриэтта.
Прежде чем Самина успела сделать хоть что-то, женщина вывернула ей руку с какой-то немыслимой, сверхчеловеческой силой, заставив кости затрещать.
