Книга Земля матерей, страница 64 – Лорен Бьюкес

Испохабленный поп-гимн уступает место чему-то другому, с корявым новым текстом. К сожалению, эту мелодию Коул знает: «Материальная девушка» Мадонны.

Коул наклоняется вперед между сиденьями и кладет руку Миле на плечо.

– Надеюсь, они заплатили справедливую цену за выдачу лицензий и забой скота.

Мила что-то бурчит, выражая свое одобрение.

– Ты об этом сожалеешь?

– Больше, чем обо всем остальном случившемся? – Мила вздыхает и, обхватив мать за шею, дважды сжимает ее. Их личный код Морзе.

– Все в порядке, мам. Это же временно, правильно? И нам нужно – не знаю, мужаться. Или в нашем случае женяться.

– Ну, это уже по моей части.

– Да. Точно.

– Сестры! – Щедрость милостиво убавляет громкость музыки. – Сегодня мы уже выполнили дневную норму по милям, и поскольку это день отдыха…

– Только не у меня, – бормочет сидящая за рулем сестра Вера.

– Мы сделаем остановку, чтобы полюбоваться историческими достопримечательностями!

– Только не думайте, что это школьный автобус, – говорит Вера, и те сестры, кто распустил волосы или снял вуали, торопливо приводят себя в порядок, исчезая в уютном однообразии экстравагантной скромности.

Легко спрятаться у всех на виду, когда ты быстро надоедаешь всем своим занудством. Это почище Свидетелей Иеговы и кришнаитов. Ни у кого нет желания смотреть тебе в глаза, не говоря уж о том, чтобы заглядывать под вуаль, когда ты упорно навязываешь раскаяние: «Сестра, ты слышала это слово? Оно очень простое и очень важное. Возьми меня за руку, давай произнесем его вместе».

Однако между тем, чтобы обращать в веру, и тем, чтобы строить из себя туристов, есть большая разница. Эта мысль приходит Коул в голову, когда сестры выходят из автобуса и направляются к пещерному городу Маниту, вырубленному в скалах.

– Если бы я захотела посмотреть на погибшие цивилизации, достаточно было бы просто выглянуть в окно, – жалуется Мила.

– Уважай других людей, дочь Мила. – Щедрость тычет ее в плечо, на взгляд Коул, чересчур фамильярно. Однако величественное зрелище жилищ анасази ^[59], высеченных в скалах, уже само по себе является достаточно строгим выговором. Помимо воли Мила пищит от восторга и, протиснувшись в узкую щель, взбегает вверх по лестнице, едва не запутавшись в складках своей «апологии».

– Мам, это потрясающе! – Она высовывает голову в окно наверху.

Коул заходит в комнату с очагом – по крайней мере так указывает табличка – и кладет ладони на холодный камень с белыми и ржаво-бурыми прожилками.

В свое время она изучала городскую культуру: пробиралась в заброшенный бассейн в Вудстоке, исписанную непристойностями пещеру льва в старом зоопарке рядом с Кейптаунским университетом, гуляла по пустынным платформам и наслаждалась мозаикой старого вокзала в центре Йоханнесбурга. Но это совершенно другое, древнее. Мрачное утешение бренности бытия, напоминание о том, что и другие люди до них мечтали и страдали, создавали причудливую архитектуру, а затем исчезли по причинам, непостижимым для тех, кто пришел после. История живет в развалинах, но то же самое можно сказать и о людях.

Можно подумать, что страх пожирает способность удивляться чудесам, однако благоговейное восхищение проникает в притупленное и приглушенное сознание Коул. Ощущения буквально религиозные.

Только чтобы сестры этого не слышали, крошка!

Они бродят по музею, изучая осколки керамики и оружие, сестры то кучкуются, то расходятся в разные стороны, вызывая изумленные взгляды у других туристов.

Мила забыла обо всем. Полностью поглощена осмотром.

– Почему они ушли?

– Какая-то катастрофа, – говорит Щедрость. – Я что-то об этом читала. То ли засуха, то ли война. Возможно, они строили свои жилища в скалах, спасаясь от врагов. Может быть, каннибализм. Кажется, я читала, что в окаменевших фекалиях были обнаружены человеческие останки. Люди с отрезанными лицами.

– Ого!

– Сестра Щедрость, не надо! – вмешивается Коул. – Ее ночью будут мучить кошмары.

– Твоей девочке нисколько не страшно, – чирикает Вера.

– Да, мам, помолчи! Рассказывайте дальше!

– Мила! Как ты разговариваешь со своей матерью? – строго отчитывает ее Надежда. – Мы любим своих матерей и беспрекословно им повинуемся.

– Все в порядке, Надежда. Я сама справлюсь с ее воспитанием. – Это получается у нее резче, чем она хотела. Разумеется, она справится с воспитанием своего ребенка. Только посмотрите, какую отличную работу она проделала до сих пор!

– Вы знаете, что тут все ненастоящее, да? – говорит Вера. – Это копия.

– Консервация, – поправляет ее Щедрость, читая буклет, который им дали на входе вместе с билетами и недоуменными взглядами, к которым Коул уже начинает привыкать. – Это настоящие постройки, но только их перенесли сюда, чтобы защитить от разграбления и вандалов.

– Значит, это вроде парка развлечений? – Миле кажется, будто ее предали.

– Не хватает только аттракционов, – замечает Коул.

Они подходят к сувенирному киоску в ожидании следующей экскурсии в Пещеру Ветров – Мила настаивает на том, что они обязаны там побывать, а Надежда ворчит, но затем уступает, заявляя, что это будет интересно с образовательной точки зрения. В киоске предлагают «ловцы снов» ^[60], книги по искусству, брелки и шляпы из искусственной шкуры енота.

– Совсем как в «Лесорубах» ^[61], – бормочет Коул, водружая шляпу себе на голову. – Как там звали енота?

Но Мила полностью поглощена крошечной резной фигуркой с перьями и раскрашенным лицом.

– Что там у тебя? – подходит к ней Коул. Шляпа сдавила ей лоб.

– Дух бурундука, – читает Мила этикетку снизу. – Мам, можно купить?

– Это всё языческие идолы. – Сестра Надежда забирает фигурку у нее из рук и ставит обратно на полку. – Если ты хочешь на экскурсию с фонарями, она начинается сейчас.