Онлайн книга «Грани сна»
– Горько! Горько! – Вся наша жизнь – вокзал… Выпили, закусили. Встал во весь свой немаленький рост глава артели «Красная радиоволна» Семён Иванович Кубилин. Произнёс приличествующую случаю речь о достоинствах жениха, достал из кармана большой конверт: – И поздравляя дорогого Лавра Фёдоровича и… и кого? – «Зину», подсказали ему со стороны, – и Зину, я от себя лично и по поручению коллектива, разрешите вручить… Как правильно: «вручи́ть», или «вру́чить»? – Всу́чить, – предложила Леночка, ненатурально захохотала и выпила водки. – А это что за девочка? – спросила Лавра мама, сидевшая по левую руку от него. – Подружка Коли Сигала, – сказал он. – Замуж хочет. – Вручить ему подарок от всего коллектива, – выпутался, наконец, Кубилин из самим же им завязанного узла слов, и пустил конверт вдоль стола. – Можно внутрь-то заглянуть? – крикнула одна из девушек. – Можно! – ответил Кубилин. – Только не брать там ничего! Многие засмеялись. Те, кто заглянул в конверт, восторженно свистели, кричали «ого!» или издавали другие какие звуки. Наконец, конверт доплыл до молодожёнов, его тут же ухапила Зина, заглянула, обнаружила деньги и начала восторженно повизгивать. – Спасибо, Семён Иванович! – крикнул Лавр. – И вам, и всему коллективу! – Завтра чтоб… – сурово ответил тот, грозя Лавру пальцем. – Само собой! – ответил Лавр. – И закуску принесу! – Ни-ни-ни! Я не о том! И не думай! – Правильно, правильно! – подал голос начальник цеха Миша Сам-сУсам. И при этом Лавру подмигнул. – Нет, черти! Завтра там распишешься в получении! Тосты, поздравления, крики «горько», – во всём этом шуме создавались островки, где физики потихоньку обсуждали природу времени. Но они же сами выпили! – и говорили всё громче. Свадьба начала-таки перерастать в семинар. – Время во Вселенной – явление постороннее, оно лишь форма нашего внутреннего ощущения. Если же строить теорию, сразу придётся переходить к пятимерному миру событий. Но для этого придётся придумать ещё одно «время». Это хотя бы понятно? – Чего там! Почитайте Минковского! – Ты опять за своё. А Эйнштейн доказал, что абсолютного мира нет, всё относительно. – Алё, народ! Кто читал Морозова? Н.А.? – Я читал, – признался Лавр. – У него есть про необходимость введения в теорию «внешнего времени»! – Знаю! Но я ж хочу понять, как от теории к практике перейти. Друзья слегка обалдели. – Какой ещё практике? – сказали они. – Даже теории толком нет. – Лавр! Иди в кинотеатр. Попадёшь в прошлое. «Петра Первого» видел? – Тьфу. – А Кант писал: время не что иное, как очки, надетые человеку с рождения. В разговор влезла Зина. Потрясённая обилием непонятных слов, и понимая, что гости почему-то клюют её мужа, она выступила в его защиту: – А мой Лаврик телявизеры делает. – Ого-го! – сделал круглые глаза Миша Сам-с-Усам. – Не может быть. – Да, да. Это такие штуки, – и она, как понимала, стала объяснять, что такое телевизор. Мальчишки веселились от души. Вечерело. Засобиралась домой таганская Леночка. Коля, уходя вместе с ней, задержался на секунду и сказал Лавру: – Грошик! Ты не обижайся, что Лена подкалывала всех. Она ведь непьющая, а тут выпила, ну, и разболталась. – Коля, порядок! Надеюсь, ты с ней будешь счастлив. – Ну, это погоди ещё, – солидно сказал Коля, и ушёл. Ушли уже многие, когда в квартиру ворвался пьяный «заказной» гармонист. Он с порога заорал «Марш энтузиастов» [54], вызвав новые взрывы смеха: В буднях великих строек, В весёлом грохоте, в огнях и звонах, Здравствуй, страна героев, Страна мечтателей, страна учёных! – Каких строек, дядя?! Тут свадьба! – Ах, свадьба? Ну, тады ой! – и врезал на гармошке «Марш Мендельсона». – Ты коды пришёл, ирод? – страдала Зина. – Тоби коды ждали, ась? Не заплотим, так и знай. Затем шуму и суматохи добавили две Зинины подружки, колхозницы: оказалось, какой-то чёрт глухой указал им дорогу с вокзала не на Чистые пруды, а на Пионерские. А там группа киношников снимала фильм из барской жизни «по Островскому», и их, в сельских-то платьицах, платочках и с наивными рожицами, сразу взяли в массовку и заплатили денег. Вот им и стало не до свадьбы. Расходились уже за полночь. Виталик Гинзбург честно сказал Лавру: – Оригинальная девка! Завидую. Потекла у Лавра семейная жизнь. Суматохи, конечно, добавилось. Приходилось тратить время на вещи, как ему казалось, необязательные. Но, например, время на культпоходы – выступление Ансамбля танца СССР под руководством Игоря Моисеева, или театры, он как раз считал нужным для умственного и культурного развития жены. Но она так не считала и откровенно скучала. Ей были милее походы в кино. С другой стороны, Лавр вполне обошёлся бы без её рассказов о каждой мелочи жизни бригады малярш в целом, и каждой малярши в отдельности. А она без таких рассказов не представляла себе вечеров: пили на кухне чай с жамками [55], и она вдохновенно несла и несла чепуху о новостях уровня собачьей будки. Лавр был вынужден ежедневно тратить часы на ненужную болтовню – потому что иначе она бы изводила его маму. Парадоксальным ему казалось её отношение к москвичкам. Судя по разговорам, она их ненавидела, но старалась подражать. Бывало, вернутся они после прогулок по городу, и она зудит: – Видел эту? С кандибобером [56] на голове? Фу ты, ну ты, фон барон! – а в ближайшие выходные тащила его в магазин, примерять точно такие же шляпки-«кандибоберы». Вторым её коньком стала слежка за Лавром. Если отследить, где он и с кем, не удавалось, в ход шли многочасовые допросы, которые сильно сокращали его ресурсы времени. Он бы занялся изучением иностранных журналов, или обдумыванием новых идей, а вместо этого пересказывал, что говорилось на встрече физиков, с раскладкой по часам, и если часы не сходились – сразу следовало подозрение, что он хоть часик, да провёл «с другой». Хуже всего было, когда она брала в оборот его маму: |