Онлайн книга «Грани сна»
– Вы – конкретно ваше КБ, можете сделать такой же прибор? – Можем. Но! Придётся подключить Институт мозга и НИИ физиологии. Что им надо будет делать – напишу, и завтра передам. Расходы подсчитаем по спецификации на материалы и смете трудозатрат, а их я тебе составлю… ну, скажем, к завтрашнему вечеру. Нет, лучше давай договоримся на послезавтра. Идёт? – Слушай, Гроховецкий, ты классный парень! Схватываешь на лету, читаешь мысли, и говоришь, как по писаному. – Будет тебе! Я просто экономлю своё время. – Тогда давай сэкономим и моё. Зачем мне тратить его, выясняя, откуда ты меня знаешь, кто тебя информировал о заказе Вышинского, кто описал обстановку его кабинета… Правда, будет лучше, если ты мне сам всё это расскажешь? – Нет, Лёня, лучше не будет, уж ты мне поверь. Я точно знаю. Может быть, позже кое-что расскажу – и то, сначала посмотрю на твоё поведение. – …А ещё я работала с Марией Лобановой! – рассказывала Лина. – Взяла у неё интервью, и фотографировала. Снимки будут готовы послезавтра. Главный редактор сказал, что она актриса малоизвестная, зачем о ней писать. А я ему отвечаю: а зачем писать об известных? Что в этом интересного, повторять про одних и тех же? – Правильно, правильно, – похвалил её кинодеятель Лев Ильич Иванов. Он пришёл в гости к её маме, Дарье Марьевне, и теперь они вместе с Лавром пили чай с пирожными, которые принёс кинодеятель. – А твоя-то мама скоро будет? – спросила Лавра Дарья Марьевна. – А то, гляди, не хватит ей пирожных. – Мы ей отложим, – предложила Лина. – Правда, Лев Ильич? – Да, да, конечно. – У мамочки в библиотеке новое поступление книг, – сказал Лавр. – Весь день разбирали. Через полчаса, думаю, будет. – А про редактора, Ангелочка, я тебе вот что скажу, – продолжал кинодеятель свою мысль. – Ты ему напомни, что ЦК ВЛКСМ принял постановление о работе с молодыми. Надо активнее пропагандировать творчество молодых. – А точно! – спохватилась Лина. – Он же сам стал печатать мои статьи из-за этого постановления! Ой, хитрец. Значит, доверил практикантке серьёзную работу, и вроде как выполнил указание сверху. А что оно относится не только к его кадрам, и забыл. – Ничего он не забыл, – сказала Дарья Марьевна. – Просто привык работать по старинке. Чем больше звучных имён, тем лучше. Вот такие редакторы и выстраивают в представлениях народа схему, где сверху – таланты и гении, а о тех, кто вышел из народа, говорить им некогда. А на деле, может, эта твоя Лобанова станет звездой первой величины. – Да, мама! Когда она играла в ленинградском Театре драмы и комедии, ей давали только роли служанок! И в «Гамлете», и в постановках по Чехову играла роли второго плана. А когда её сманили в кино, на ленинградскую студию, уже доверяли большие роли! – Я её не помню, – сказала Дарья Марьевна. – Принесу готовые снимки, вспомнишь, – заверила Лина. – Она играла в «Трактористах» простую колхозницу, а теперь, говорят, Пырьев на неё глаз положил, зазвал в Москву и скоро, может, главную роль даст. – Ну, если Иван Александрович глаз положил, и она правильно это поймёт, и не будет кочевряжиться, то наверняка он ей главную роль даст, – со значением сказал Лев Ильич. – Ой, не верю я вашим россказням, Лев Ильич, – отмахнулась Дарья Марьевна. – Всё-таки он крупный режиссёр. – Он не только режиссёр крупный, он и ходок тоже крупный! – хохотнул Лев Ильич. – На студии про его повадки все знают. Неукротимый мужчина, этот Пырьев. – А что Лобанова про него сказала? – полюбопытствовала Дарья Марьевна. – Ничего, – пожала плечами Лина. – Я и не спрашивала. Мы же с ней об искусстве говорили. Это вы о другом, постороннем… Хотя, она рассказала о потустороннем! Не для интервью, а так, к слову. Оказывается, в 1934 году у них в театре завёлся призрак. Ходил в салопе Офелии из «Гамлета» Шекспира. А перед самым убийством Кирова она, то есть не Офелия, а Мария Лобанова, сама видела Смерть с косой! – Что? – встрепенулся Лавр. – Что там было перед убийством Кирова? – Смерть бродила по театру! И знаете, что Мария сказала? Они с одной девушкой сидели вечером в буфете, открыли форточку – так эта Смерть пришла, форточку закрыла, и чихнула два раза! Вот это сюжет! – И что, убила их всех вирусом гриппа? – иронически спросил Лев Ильич. – Нет, просто ушла. – Погоди, погоди, – махнул рукой Лавр. – Как она выглядела, эта Смерть? – Как всегда. Череп, руки костлявые, завёрнутая в белое и с косой в руке. – А она не показалась ей прозрачной? Ну, там, руки просвечивают насквозь, кости… – Не знаю… – Эх, мне бы самому с ней поговорить. Можешь это устроить? – Нет, конечно. Я сама на студию попадаю с помощью, вот, Льва Ильича. – Лев Ильич! Дорогой мой! Сможете устроить? – Провести-то я вас проведу, Лавр, но где там искать одну отдельную артистку? Знаете, какой величины наша кинофабрика? – Ой, Лаврик, она же мне дала номер телефона их студии! Позвонишь, и всё. А зачем тебе? Или артистки красивее, чем мы, обычные девчонки? А? Хлопнула дверь: это пришла с работы мама. Лавр вытащил из тайника записку отца. Подумал над ней. Пошёл к матушке. – Мам, каким он был? Что говорил обо мне? – Каким? Он был тем, за кого я вышла замуж, и ни разу не пожалела. О тебе, помню, предупреждал, чтобы я не удивлялась, если мне вдруг покажется, что ты слишком быстро умнеешь. Намекал на какую-то семейную легенду – вроде в его семье некоторые мальчики быстро взрослеют. И оказался прав! Ты очень умный, не по годам. А ведь тогда ты был просто младенцем, даже говорить не умел. – А ему сколько было лет, когда он ушёл на фронт и погиб? – Двадцать один. – Вот как, – сказал Лавр. – Я как раз об этом и думал. Он писал эту записку, когда ему было столько же, сколько мне сейчас… если смотреть по документам. – Умеешь же ты напомнить мне про мой возраст! – невесело засмеялась она. – Извини. Такой уж я нечуткий. – Он говорил: или ты увидишь, как рано он повзрослеет и станет умным, или этого не произойдёт. Странно, вообще. Нетипично для отца, как ты думаешь? – Да, да. Спасибо тебе. Он ушёл к себе и снова уставился на записку: «Сынок! От отца знаю, что путь мужчин нашего рода в прошлом и будущем. Но не в каждом поколении. Не говори никому. Надеюсь, у тебя будет сын: скажи ему». Видимо, он рассчитывал, что сможет сам передать мне эту легенду, обсудить подробно, – думал он. А собираясь на фронт, на всякий случай ограничился запиской. Но что, собственно, тут написано? Что я обязательно должен завести сына? Нет. А насколько оправдан императив «Не говори никому»?.. Ни на сколько. Сам отец в ходках не бывал, он пишет о них по рассказам своего отца, который тоже наверняка не имел опыта. Я – с учётом жизней, проведённых там – многократно старше их обоих! Так зачем же я цепляюсь за это указание?! Смогу ли я сам, без помощи со стороны, справиться с ситуацией? Очень сомнительно… |