Кто-то использовал против нее магию. Но не ту магию, к которой она когда-либо сможет получить доступ. Провалы в памяти продолжали лишать ее магии, но они также оставляли кислый привкус чего-то очень темного и очень опасного. Матильда знала, что она сама балансировала на грани добра и зла, может быть, даже случайно переступила через нее пару раз, но кто бы с ней ни связывался, этот предел остался так далеко позади, что это даже не было пятнышком в их зеркале заднего вида. Кто бы это ни был, он пожалеет, что затеял с ней этот танец. Она снова почесала Виктора, затем провела кончиками пальцев по своей щеке. Буквы так врезались ей в кожу, что еще одно имя не имело бы значения, каким бы оно ни было.
Входная дверь хлопнула, и по коттеджу поплыли тихие ласковые звуки: Лотти приветствовала Нимбуса. Матильда выпрямилась и устремила свой пристальный взгляд на дверь. Стук каблуков дорогих маминых ботинок становился все громче, пока она не появилась на верхней площадке лестницы, ее хмурые морщины углубились на лбу, когда она посмотрела на Матильду.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она со вздохом, поправляя свой темно-синий палантин, затем сняла чайник с плиты.
– Удивлена, увидев меня? – спросила Матильда, ни на секунду не отрывая взгляда от матери.
– Ну да, – подтвердила Лотти, позволяя Нанне Мэй забрать у нее чайник, но отказываясь, когда Нанна Мэй попыталась усадить ее на деревянный табурет. Она прислонилась к стойке и скрестила руки на груди, как обычно, когда разговаривала со своей дочерью, – обычно ты прячешься в своей комнате. Слишком большая честь для нас, верно, Нанна Мэй?
Нанна Мэй нахмурилась и покачала головой, наполняя чайник водой и ставя его на плиту. Матильда сердито посмотрела на Лотти, злясь, что та пытается втянуть бабушку в ненависть, которую та так явно испытывала к ней.
– Итак, – сказала Матильда, наклоняясь и поглаживая пушистую голову Виктора, – уже довольно поздно. Где ты пропадала?
– Гуляла, – ответила Лотти, опустив глаза и поворачивая серебряный браслет на запястье.
– Куда ходила?
Лотти оторвала взгляд от украшения.
– Извини, малышка, я должна сообщать тебе о своих передвижениях?
Матильда улыбнулась:
– Просто проявляю интерес к жизни моей матери, вот и все. Мама.
Щеки Матильды болели от улыбки, но она позволила тишине давить на мать, пока та не ответила.
– Я ходила в кино.
– С кем?
– С подругой.
– Что за подруга?
Что-то промелькнуло на лице ее матери, черты стали немного резче, чем раньше.
– Просто подруга, Тилли. Тебя это устраивает? – огрызнулась Лотти.
– Хорошо, хорошо. Ты так быстро впадаешь в гнев, мама. – Матильда подняла руки вверх. – Итак, ты хочешь знать, где я была сегодня вечером?
Ее мать пожала плечами:
– Конечно. Где ты была?
– На Фестивале «Ведьмин колодец».
Красный цвет пополз вверх по шее Лотти и вспыхнул на щеках, как предупреждающий сигнал о том, что ее поймали на лжи. Она прочистила горло.
– Неужели?
Матильда кивнула:
– И это была очень интересная ночь по многим причинам. Кто-то пытался напугать меня.
Ее мать нахмурилась.
– Кто это сделал? Кто пытался напугать тебя?
Матильда встала, сбросив одеяло с плеч, не сводя глаз с матери.
– Не имеет значения. Они получат свое.
– Матильда, я…
– Ты что? – Лотти открыла и закрыла рот, ее глаза метались по комнате. Матильда покачала головой. – Я так и думала. Давай, Виктор, пошли.
Девушка открыла дверь и вышла, Виктор шел рядом с ней, свист кипящего чайника звенел в темной ночи.
Глава 23 
Семь дней до Хэллоуина
Девушки бегали взад и вперед по полю, перекрикиваясь друг с другом, занимая позиции, держа клюшки наготове, чтобы принять мяч. Матильда смотрела, как они перебегают под серыми облаками, набухающими от дождя, не думая ни о чем, кроме как забить гол противоположной команде. Матильда узнала каждого игрока, но не смогла вспомнить ни одного из их имен, все они были в ее классе, но не в ее жизни.
Матильда отвернулась от окна и оглядела всех на своем уроке биологии, большинство из которых тайком проверяли свои телефоны за учебниками или на коленях, пока учитель рассказывал о частях, из которых состоит клетка.
«Почему я здесь?» – подумала она про себя, чувствуя себя более отчужденной от своих одноклассников, чем когда-либо прежде. Зачем беспокоиться о старшей школе, если она все равно никогда не сможет покинуть Грейв-Уик? Что останется здесь для нее, когда все остальные отправятся в колледж или путешествовать по миру? Будет ли она жить со своей матерью, которая, очевидно, хотела ее смерти, и Наной Мэй до конца своей жизни?
Единственной хорошей вещью в ее жизни был Оливер. Она влюбилась в кого-то, кто не стал бы задерживаться в Грейв-Уике дольше, чем ему нужно. Сможет ли она уехать с ним? Сможет ли прожить жизнь без магии?
«Возможно, у меня нет выбора», – подумала Матильда, рисуя звезды на обложке блокнота. Она пробовала создать заклинание, чтобы увидеть правду в своей матери, узнать, что с ней происходит, но это не сработало. Матильда не могла сосредоточиться. Она была потрясена тем, что произошло в лабиринте, и обнаружила, что не может успокоиться настолько, чтобы сотворить заклинание, которое она использовала сотни раз до этого.
Монотонное жужжание прекратилось, и Матильда посмотрела на учительницу, которая хмурилась, выглядывая из окон, протянувшихся вдоль стены класса. Матильда проследила за ее взглядом, с поля донеслись нетерпеливые крики. Примерно в пятнадцати метрах от того места, где она сидела в классе, стояла девочка, держа хоккейную клюшку, готовую ударить по мячу у ее ног. Из всех девушек, за которыми она наблюдала раньше, она была единственной, чье имя знала Матильда.
Эрин.
Матильда заерзала на стуле, встретившись взглядом с Эрин, ее голубые глаза сияли на красном лице, как бриллианты, готовые прорезать стекло. Учительница попыталась рассадить всех в классе, и некоторые девочки на поле заняли свои позиции, в то время как Эрин не сводила глаз с Матильды, как будто вокруг них больше никого не было.
Улыбка скользнула по лицу Эрин, и Матильда ахнула, когда та рванулась вперед, побежала к зданию и умело управляла мячом перед собой, пока не остановилась, подняла глаза, а затем взмахнула хоккейной клюшкой над головой.
– Ложись! – крикнула учительница, когда класс завопил и нырнул под свои парты.
Матильда упала со стула и забралась под стол, тяжело дыша, когда повернулась, чтобы посмотреть. Единственное стекло в древнем классе не могло сравниться с летящим хоккейным мячом, и Матильду оглушили крики, когда мяч врезался в окно, превратив стекло в град осколков.
