Матильда моргнула, когда он расстегнул еще одну пуговицу и слегка сдвинул ткань на рубашке, где на одной стороне тела была вырезана путаница имен, но девушка не могла сосредоточиться ни на каких буквах, кроме тех, что были высечены на его груди. Там она нашла свое имя.
«Матильда».
Оливер закусил губу, пытаясь сдержать улыбку, которой не должно было быть на его лице.
– Поймала меня, – сказал он, хищно улыбаясь, и Матильда поняла, кого он напомнил ей.
Гадюку.
Глава 27 
Луна и звезды дрожали в небе, горизонт накренился. Матильда поднесла руку к лицу и сглотнула.
– Что… поймала тебя? Поймала тебя на чем, Оливер?
Матильда слышала, как сама произносит эти слова, но не знала почему. Ее голос звучал так, словно принадлежал не ей. Чувство страха в ее животе, выражение лица Оливера, ничто из последних нескольких мгновений не принадлежало ей.
Оливер вытер руки тряпкой, затем сел на край машины и скрестил ноги.
– Итак, я, возможно, не был полностью честен с тобой, когда мы обменивались нашими шрамами. На самом деле у меня их гораздо больше, но этот, – он указал на свою грудь, – этот мой любимый.
– Я все еще не… – пробормотала Матильда.
– Ты ведь умеешь читать, верно? Это твое имя, – перебил Оливер. – Ты знаешь, как это работает. Я делаю что-то плохое, а затем получатель проклятия навсегда оставляет на моем теле шрам со своим именем.
Матильда покачала головой, но закрыла глаза и остановилась. От этого движения ее затошнило. Она уставилась на Оливера, ожидая, что он расскажет ей какую-нибудь глупую шутку, которую она не понимала, но он просто посмотрел на нее. Его обычный теплый взгляд светился чем-то, чего она никогда раньше в нем не замечала.
Опасностью.
– Я не понимаю. Что это такое, Оливер?
– Что это? – спросил он, скрестив руки на груди и глядя на луну. – Я думаю, технически это месть, но это как бы перерастает в нечто большее.
– Месть? – переспросила Матильда, и слово застряло у нее в горле как инородный предмет.
Оливер улыбнулся:
– Ты сбита с толку. Теперь нечему меня научить? «У каждой ведьмы есть метла, Оливер». «Ведьмы не верят в дьявола, Оливер». Боже, я не собираюсь притворяться, что буду скучать по тому, как ты меня поучала. Я введу тебя в курс дела. Знаю, ты думаешь, что я какой-то невежественный любитель, но это не так. Я занимаюсь магией уже почти два года.
– Что? – спросила Матильда, чувствуя себя так, словно ее мозг был неправильно подключен. Ее руки дрожали в осеннем воздухе и холодной, порочной правде Оливера. Ветер кружился вокруг и шептал Матильде на ухо, что она должна бежать. Но девушка не могла пошевелиться.
– Два великолепных года магии. Серьезно, это все, что поддерживало меня с тех пор, как моя жизнь оказалась разрушена благодаря тебе. Магия стала моим спасением, а потом я понял, что мне нужно вернуться и поделиться ею с тобой.
– Вернуться?
– Все верно. Я жил здесь раньше.
– Что? – Матильда покачала головой и уставилась в землю, отчаянно пытаясь разобраться в том, что говорил Оливер. – Пожалуйста, я не понимаю, что…
– Моя сестра, – резко бросил Оливер. Матильда вздрогнула, ее сердце упало, когда она поняла, что сестра Оливера может быть любой из ее жертв. – Ты все еще понятия не имеешь, не так ли? Ну, так возьми свой палец и води им по лицу, пока не найдешь Софи. Помнишь ее?
Желудок Матильды сжался.
– Она твоя сестра?
– Сводная сестра, – уточнил Оливер, взяв тряпку и начав вытирать пальцы.
Матильда шагнула вперед.
– Оливер, я действительно не понимаю, что сейчас происходит, но я не знала, что Софи была твоей сестрой. Я же сказала тебе, что пыталась…
Оливер засмеялся и покачал головой:
– Мне насрать на нее. Я же говорил тебе, что она заноза в моей заднице, и это так. Дело во мне, – Оливер уронил тряпку и постучал себя пальцем по груди. Матильда отпрянула от гнева, сверкнувшего в его глазах и стиснувшего его челюсть, как будто Оливер обернулся статуей, высеченной из камня. – Напомни мне еще раз, что ты с ней сделала.
Матильда посмотрела на свои руки, сжимая пальцы, как будто пыталась повернуть время вспять.
– Ночные кошмары.
– Да, вот оно что: ночные кошмары. Бесконечные. – Оливер поднял свою толстовку и надел ее. – Ты знаешь, каково это – жить в доме с кем-то, кто начинает кричать в ту же секунду, как засыпает? Весь день и всю ночь? Крики сотрясали мой дом, мои стены, проникали под подушку, пока они не стали моими ночными кошмарами, Матильда. Это было похоже на жизнь в камере пыток.
Матильда покачала головой, стыд залил ее щеки, когда она уставилась в землю и слушала Оливера.
– Мои родители проводили каждое мгновение, бегая вокруг Софи, в то время как моя жизнь распадалась на части. Они водили ее к врачам, терапевтам, перепробовали все, пока у них не закончились деньги, которые они должны были тратить на мое образование. Они продали наш дом и свой бизнес и перевезли нас поближе к городу, где ее поместили в клинику. Меня выдернули из хорошей школы, будущее разрушили, да еще перевели на домашнее образование, что означало, что меня каждый день отправляли в местную библиотеку, пока они сидели у ее кровати и держали ее за руку. Я находился в таком отчаянии, что прочитал все, что мог найти о ночных кошмарах, но, казалось, ничто не соответствовало тому, что с ней происходило, пока я не нашел книгу на тему, о которой я даже не задумывался.
– Колдовство, – прошептала Матильда, и слезы потекли по ее щекам.
Оливер кивнул:
– Если у науки не было ответов, то, возможно, существовала магия, и именно там я узнал все о проклятиях и заклинаниях. Ну, знаешь, твои любимые вещи.
У Матильды закружилась голова, когда она попыталась связать ложь с правдой.
– Значит, ты на самом деле не встречался с ковеном?
– О нет, я встречался. Я был добрым Оливером, поэтому они сами бросились меня учить, как это сделала ты. Но однажды одна из них отвела меня в сторону, потому что сказала, что чувствует что-то темное вокруг меня. – Оливер пожал плечами. – Это был первый раз, когда я выкачал магию из кого-то… Научился не брать слишком много, иначе ты никогда не вернешься в свое тело. Упс.
– Этого не может быть, – медленно произнесла Матильда. Она почувствовала, как карамельное яблоко, которое она ела на фестивале, встало у нее поперек горла.
Она смотрела, как Оливер, ее Оливер, Оливер, который обнимал ее, когда она в отчаянии плакала у озера прошлой ночью, открыл ей свое истинное лицо. Его истинное, злобное, убийственное лицо. Матильда сосредоточилась на своем дыхании, со свистом вырывающемся у нее из носа и изо рта, когда он разбивал ее сердце и разум каждым своим словом.
