Книга Три дочери Льва Толстого, страница 129 – Надежда Михновец

Дом Н. С. Волконского. Фото Н. Г. Михновец

Все начинания А. Л. Толстой поддерживали центральные органы власти, местные же, тульские, начальники были глубоко раздражены успешным ходом дел в Ясной Поляне. Ими была развернута настоящая травля. Особенно усердствовал заведующий Тульской совпартшколой ^[1227] Чернявский. На Ясную Поляну посыпались ревизии одна за другой. 20 апреля 1924 года в тульской газете «Коммунар» ^[1228] вышла в свет статья «Старые замашки уцелели». Автор публикации, некто В. Горемыка, писал: «Бывшая усадьба Л. Н. Толстого Ясная Поляна в настоящее время превратилась в теплое гнездышко для разных „бывших людей“. 〈…〉 Во главе этой компании стоит Александра Львовна Толстая». Автор был уверен, что не мешало бы «осадить всплывшие наверх старые барские нравы» ^[1229].

Александра Толстая ответила письмом в газету «Коммунар», указав, что с осени 1923 года в Ясной Поляне было проведено четыре ревизии, которые основательно обследовали работу администрации и рядовых служащих. Статью завершила приглашением в Ясную Поляну, с тем чтобы любой приехавший мог на месте изучить проведенную работу.

Т. Л. Сухотина отреагировала на следующую публикацию в тульской газете «Коммунар», озаглавленную «Тайна яснополянского двора» и перепечатанную в центральной газете «Правда» под названием «В Ясной Поляне». Она обратилась с письмом к редактору «Правды» Н. И. Бухарину, встав на защиту якобы барствующих Толстых и их близких, а также сестры Александры ^[1230]. Татьяна Львовна была встревожена из-за газетной шумихи и попросила младшую сестру прислушаться к ней и критически взглянуть на свою деятельность во избежание подобных ситуаций в будущем. Т. Л. Сухотина писала:

«Ты никогда не следовала моим советам и с презрением относишься к моим административным способностям, что, к сожалению, ты не раз высказывала именно тем, кому этого не следовало слышать. Но не в этом дело. Ты совершенно права в том, что я плохой администратор. Но я в вопросах принципиальных неплохой судья. И если ты постараешься вспомнить: ни разу я не давала совета, который был бы ошибочен в делах принципиальных.

Так же и со школой: вся эта затея – печальная ошибка. Можно только делать то дело, которому вполне сочувствуешь. Ты как-то обмолвилась, что ты три года работала „по-большевистски“. Тем хуже. Ты не можешь работать по-большевистски. И это прекрасно знает наше правительство. Поэтому, если ты затеяла их дело, вполне понятно, что они хотят взять его в свои руки, находя, что они его сделают лучше. 〈…〉 Надо делать дело, которое только ты можешь делать. Ты скажешь, что нападки не из-за школы одной. Да, но чем менее уязвимых мест, тем лучше» ^[1231].

Татьяна Львовна глубже взглянула на события и указала на причину произошедшего: у компромисса между Александрой и новой властью есть вполне определенные пределы, ибо цели у них разные.

Между тем травля продолжалась. В 1924 году, выступая на празднике лесонасаждения, заведующий гублесотделом среди прочего сказал: «Сейчас, когда международные капиталисты точат зубы на пролетариат, нам особенно важно обратить внимание на наших внутренних врагов. Товарищи! Мы не расправились еще с гидрой контрреволюции! Они здесь, среди нас! Незачем нам далеко ходить, товарищи! Уничтожайте эти контрреволюционные элементы у себя под боком! Вот сейчас, перед нами, – и он указал на темнеющие липы парка усадьбы Ясная Поляна, – в этой самой усадьбе приютилась вся эта сволочь со сволочью, бывшей графиней Толстой, во главе. Граждане Ясной Поляны, вы должны помочь нам искоренить…» ^[1232]

Ситуация была и опасной, и вредоносной: среди служащих началось разложение, по ночам по парку разгуливала молодежь, она ругалась и сквернословила, проходя под окнами толстовского дома. И это понятно: Чернявский «призывал молодежь громить буржуев Ясной Поляны».

И все-таки Александра Львовна, у которой в это время начало серьезно сдавать сердце, устояла и сумела отвести угрозу: она обратилась к Калинину. Была организована ревизия от ВЦИКа, которая на месте разбиралась с клеветой на А. Л. Толстую и ее деятельность. Ей, к примеру, среди прочего вменялось, что она организовала в день своих именин, 23 апреля, вечеринку, где все веселились до утра, распивая вино. Толстой пришлось выслушивать вопросы и отвечать на них:

«– Сколько было выпито вина?

– Две бутылки портвейна.

– Сколько было человек?

– Больше тридцати» ^[1233].

Комментарии со стороны членов ревизионной комиссии были бы излишними, все и так было ясно. И здесь надо сказать об одном важнейшем свойстве младшей дочери Льва Толстого. О нем замечательно написал В. Ф. Булгаков. С Александрой Львовной его связывали непростые отношения, вместе с тем он оставил о ней вполне доброжелательные воспоминания: «Александра Львовна была малообразованным и не столь глубоким и умным, как Татьяна Львовна, но все же в достаточной мере приятным и одаренным человеком. То, чего ей не хватало – глубины и светского лоска, – она возмещала способностью бурного, искрящегося веселья и живой общительности. С ней никогда и никому не было скучно. Любое общество при ней оживлялось. 〈…〉 Гитара, цыганские романсы, веселые игры, интересные предприятия с целью поразвлечься – вот была ее стихия. И что замечательнее всего, стихия эта всегда была чистая. Никакого намека на моральную распущенность, на двусмысленность, на несдержанность языка, на все то, на что так легко сбиваются веселящиеся люди, и мужчины, и даже женщины, не могло быть и в помине около Александры Львовны! Не потому, чтобы она лишена была способности чувства и увлечения, но вследствие какого-то особого, присущего именно ее натуре свойства, – свойства, которое, пожалуй, можно было бы назвать моральным здоровьем» ^[1234].