
Онлайн книга «Темные реки сердца»
![]() – Конечно, нет. Я просто хочу понять. – Вошел в твою квартиру, гранаты влетают в окна. – Ты не мог уйти, когда понял, в какой я беде? – Нет, не мог позволить тебе погибнуть в канаве в восьми-десяти милях от дома. – Что? – Или в катакомбах. – После того как ты понял, что я в беде, почему ты полез в это дело? – Я сказал тебе. Ты мне понравилась с первого раза, когда мы встретились. – Но это было всего лишь во вторник вечером! Я чужая для тебя! – Я хочу... – Чего? – Я хочу... жизни. – У тебя нет жизни? – Хочу жить... с надеждой. Помещение бара куда-то исчезло, голубой свет превратился в мрачный желтый. Пятнистые и затененные стены имели лица. Белые лица, мертвые маски, рты, разверстые в беззвучном ужасе, молчаливо умоляющие. По электрическому проводу, спадавшему петлями, бежал паук, и его искаженная тень металась по пятнистым белым безобидным лицам. Потом снова возник зал бара. И он сказал ей: – Ты хороший человек. – Ты этого не можешь знать. – Теда. – Теда о каждом думает, что он хороший человек. – Она была так больна. Ты заботилась о ней. – Только пару недель. – Днем и ночью. – Не такое уж великое дело. – А теперь со мной. – Я еще не выходила тебя. – Чем больше я узнаю тебя, тем лучше ты оказываешься. Она сказала: – Черт возьми, может быть, я святая? – Нет, просто хороший человек. Слишком саркастичный, чтобы быть святым. Она засмеялась. – Я не могу помогать тебе, чтобы нравиться, Спенсер Грант. – Это очень мило. Начинаем узнавать друг друга. – Ты полагаешь, мы этим занимаемся? Импульсивно он произнес: – Я люблю тебя. Валери замолчала так надолго, что Спенсеру показалось, он снова потерял сознание. Наконец она сказала: – Ты бредишь. – В этом нет. – Я сменю тебе компресс. – Я люблю тебя. – Ты лучше успокойся, постарайся немного отдохнуть. – Я всегда буду любить тебя. – Успокойся, странный человек, – сказала она с выражением, какое, как он верил и надеялся, было проявлением нежности. – Просто успокойся и отдохни. – Всегда, – повторил он. Признавшись себе, что надежду он обрел в ней, Спенсер испытал такое облегчение, что погрузился в темноту без катакомб. Спустя много времени, неуверенный, проснулся он или продолжает спать, в полусвете, который мог быть рассветом, сумерками, накалом лампы или холодным, без источника, свечением сна, Спенсер изумился, услышав, как он сам произнес: – Майкл. – Ах, ты пришел в себя, – сказала она. – Майкл. – Здесь нет никого по имени Майкл. – Ты должна знать о нем, – заявил Спенсер. – О'кей. Расскажи мне. Ему хотелось бы видеть ее. Но перед глазами маячили свет и тень, не было даже расплывчатого силуэта. Он сказал: – Ты должна знать, если... если собираешься быть со мной. – Расскажи мне, – поддержала она его. – Только не возненавидь меня, когда узнаешь. – Я не так-то легко способна возненавидеть человека. Доверься мне и расскажи. Доверься. Спенсер. Кто это Майкл? Его голос был прерывистым: – Умер, когда ему было четырнадцать. – Майкл был твоим другом? – Он был мной. Умер в четырнадцать... не был похоронен, пока ему не стало шестнадцать. – Майкл был ты? – Обретался мертвым два года... потом я стал Спенсер. – Это была твоя... это твоя фамилия была Майкл? Тут он понял, что, должно быть, бодрствовал, не спал, потому что он никогда не чувствовал себя так скверно во сне, как в этот момент. Стремление раскрыться дальше не могло подавляться, хотя такое раскрытие означало агонию. Его сердце билось тяжело и часто, тайны пронизывали его болезненно, как иглы. – Его фамилия была... именем дьявола. – А каково было имя дьявола? – Акблом, – сказал он, выплевывая ненавистные слоги. – Акблом? Почему ты говоришь, что это имя дьявола? – Ты не помнишь? Ты никогда не слышала? – Полагаю, ты должен рассказать мне. – У Майкла, до того как он стал Спенсером, – проговорил Спенсер, – у него был папа. Как все другие ребята, он имел... папу. Но... не такого, как другие папы. Имя его п-папы было... было... его имя было Стивен Акблом. Художник. – О Господи! – Не бойся меня, – взмолился он, его голос ломался, слова отчаяния вылетали одно за другим. – Так ты тот мальчик? – Не возненавидь меня. – Почему я должна ненавидеть тебя? – Потому что... я тот мальчик. – Мальчик, который был героем, – сказала она. – Нет. – Да, ты им был. – Я не смог спасти их. – Но ты спас всех, кто мог последовать за ними. От звука собственного голоса он дрожал сильнее, чем ранее от холодного дождя. – Не смог спасти их. – Все в порядке. – Не смог спасти их. Он почувствовал руку на своем лице. На своем шраме. Ощупывающую горячую линию его зажившего рубца. – Бедный мой, бедный, – сказала она. * * * Вечером в субботу, сидя на краешке кресла в спальне Евы Джаммер, Рой Миро наблюдал примеры совершенства, которые ему не мог бы показать даже оборудованный самой наилучшей аппаратурой спутник. На этот раз Ева не сняла атласные простыни и не использовала ароматические масла. У нее был новый – совершенно необычный – комплект игрушек. И хотя Миро был поражен, обнаружив, что такое возможно, но Ева достигла еще больших высот самоудовлетворения и еще сильнее возбудила Роя. После ночи, посвященной систематизации Евиных совершенств, Рою пришлось набраться величайшего терпения для последовавшего несовершенного дня. За весь воскресный день спутниковое наблюдение, вертолеты и пешие команды добились не больших успехов в обнаружении беглецов, чем накануне в субботу. |