Онлайн книга «Вторжение»
Весь бой Нуки и Льота занял от силы секунд двадцать. Когда народ вокруг меня удивленно вздохнул, я понял, что времени у меня нет. Но я успел сделать то, что планировалось, успел произвести все нужные мне манипуляции. Когда я закрыл интерфейс, передо мной была следующая картина: в центре длинного дома стоял тяжело дышащий Нуки, сжимающий в руках свою секиру. А у его ног лежало окровавленное, обезображенное тело. И на это самое тело было страшно смотреть — в радиусе метра от него лежали окровавленные кости, обрубки конечностей, внутренние органы. На полу, на Нуки, и даже на части зрителей была кровь — брызги летели во все стороны и весьма обильно. А самое жуткое и страшное заключалось в том, что Льот все еще был жив. Я с ужасом отметил, что тот фарш, который сейчас лежал у ног Нуки, продолжает шевелиться, вздрагивает, пытается что-то сделать. И вовсе это не предсмертные судороги. Пока еще нет. Я, стараясь подавить в себе отвращение и брезгливость, зашагал вперед, выхватил скрамасакс и, как только поравнялся с тем, что осталось от Льота, замахнулся ножом. Боже! Вблизи картина была еще более страшной и отталкивающей. Голова Льота выглядела так, будто лопнула — вся залита кровью, словно бы сплющена. Больше всего она походила на тыкву, расплющенную чем-то тяжелым: она все еще представляет собой одно целое, но стоит лишь взять в руки, приподнять, как тут же рассыплется на куски. Именно так выглядела и голова Льота. А уж все остальное… Огромные раны на теле, под которыми натекло целое море крови, выбитый глаз, висящий на то ли жиле, то ли каком-то куске кожи, внутренности, вывалившиеся наружу, разбросанные вокруг. Я подавил приступ тошноты, подкативший при виде всего этого, и тут же с облегчением опустил скрамасакс, вонзив лезвие прямо в единственный целый глаз, неотрывно глядящий на меня. Тело или, что правильнее, его ошметки, дернулись в последний раз и замерли. Теперь уже навсегда. Я вытащил свой нож, вытер об рукав и вернул его назад в ножны, после чего повернулся к конунгу. Стоящие вокруг нас воины молчали, вообще в большом доме была такая тишина, будто бы тут никого и нет, будто бы все присутствующие ‒ лишь тени, призраки. Ни звука, ни вздоха… — Я обещал, что он поплатится за свое предательство, и я сдержал свое обещание, — заявил я. Вновь наступила тишина. Конунг не спешил с ответом. А быть может, он тоже пребывал в некотором шоке от увиденного. — Ты… — начал все же он. — Ты поступил нечестно. Ты выставил против Льота другого бойца! Ха! Я-то ожидал чего-то другого. Он серьезно это хочет поставить мне в вину? Серьезно? Даже его воины с удивлением уставились на своего предводителя. К чему он ведет? — Если конунг может себе позволить отказаться от хольмганга или поставить вместо себя другого бойца, то почему это не может сделать ярл? — Я ‒ конунг! Я не должен биться с любым дураком, бросившим мне вызов! — заорал конунг. ‒ Я ‒ ярл! Я не должен биться с любым дураком, бросившим мне вызов! — с улыбкой произнес я, стараясь повторить все интонации оппонента. Конунг вскочил на ноги и прямо-таки рявкнул, настолько он был зол: — Ты вообще понимаешь, с кем говоришь, мальчишка?! Стоит мне только шевельнуть пальцем, и ты умрешь. Ты и все те дурни, что пришли вместе с тобой. И тот пацан, который с чего-то решил, что став твоим тэном, он переживет сегодняшний день! — Я говорю с трусом, который боится хольмганга! — ответил я ему. — И да, я понимаю, что ты можешь приказать нас убить. Да вот только каждый, кто находится в этом зале, будет знать, что ты ‒ трус! Конунг скрипнул зубами. — Кто ты такой, чтобы я, конунг, вышел биться с тобой?! Я захватил этот город, я победил ярла Рорха, эта земля в моей власти! Ты лишь ярл! Жалкий ярл, чьих воинов я уничтожу уже завтра, женщины твоего клана наденут ошейники треллов, а детей я попросту утоплю! Твои острова будут пылать! Я сожгу каждую лачугу и каждое дерево, что найду на ваших землях! — Может быть, — спокойно ответил я, — вот только ты не захватывал земли ярла Рорха! Ты не победил его. Тебе открыл ворота предатель, а ты, словно свинья, тут же заскочил внутрь. Ты как животное убил хозяина, занял его место и теперь этим хвастаешься! Будь я твоим воином — давно бы плюнул на твой трон и сбежал бы с твоих земель. Служить грязному, трусливому животному — наказание и бесчестие для настоящего воина! Конунг выглядел так, что еще немного, и его разорвет — он выпучил глаза, надул щеки, цвет его кожи стал настолько красным, что, казалось, прикоснись, и обожжешься. — Ты отлично знаешь, что я ходил на южные земли. Ты знаешь, какую добычу я смог добыть! Там столько золота, что хватит на все наши острова. Каждому достанется столько, что он может безбедно жить. Ты отлично об этом знаешь, но предпочитаешь грабить и убивать своих соседей, не желая присоединиться к моему походу! Я видел, как алчно заблестели глаза его воинов. Все именно так, как я рассчитывал — пристыдил их, а затем поманил невиданными сокровищами. Явно этот поход на Вестланд не принес им особых доходов. Явно они не особо и желали идти за ярлом сюда, зная, что могут погибнуть просто так, зная, что золота здесь не так уж и много. И сейчас все эти мысли явно читались у них на лицах. Уверен, толкни я такую речь в самом начале, и большая часть вояк конунга вопили бы от восторга, а уж предложи я им отправиться вместе со мной в поход — от добровольцев бы отбоя не было. Ну а конунг, прекрасно понимая, что запретить своим людям идти со мной в поход не сможет, вынужден был бы «сохранять хорошую мину при плохой игре». Иначе говоря, поддержал бы желания своих воинов и отправился с нами. Вот только, конечно же, выторговал бы себе если и не звание главы этого похода, то, как минимум, нечто равное ему. Короче, мне пришлось бы советоваться с ним по поводу каждого чиха, согласовывать любой приказ, а мне это совершенно было не нужно. Причем не только такой «партнер», но и его воины в виде нахлебников, просто массы. Я уже не раз с этим обжегся, требовал от своих людей повиновения и дисциплины. Так на кой черт мне воины конунга, управлять которыми напрямую я не смогу. Или, что точнее, которым будет плевать на мои приказы, особенно тогда, когда они учуют запах наживы. Конунг, наконец, обрел дар речи: — Ты умрешь за эти слова! — хватая воздух губами, словно выброшенная на берег рыба, наконец, разродился криком конунг. — Вахте! Норг! Убить его! Убить их всех! Однако его воины не особо спешили выполнить приказ. Все же мои слова произвели на них впечатление. — Ты даже сейчас этим своим приказом подтверждаешь мои слова, — спокойно сказал я. — Докажи, что ты мужчина, сразись со мной! — Ты ‒ пыль под ногами, чернь! Если я выйду на бой с тобой, если я убью тебя первым же ударом, позор все равно падет на мою голову, — прямо-таки рычал, задыхаясь от гнева конунг. — Что я за правитель, если из-за гнева принял вызов от такого ничтожества, как ты? Как смеешь ты, жалкий, самозваный ярл, бросать вызов на хольмганг мне, МНЕ, конунгу! Только за это ты должен быть наказан! |