Книга Артефаки. Часть 2, страница 17 – Анастасия Вернер

— Ты делаешь?

— Нет.

— Ты же артефак.

Я стиснула зубы, но исправлять не стала. Видимо, ему просто проще выговаривать это слово.

— Делала когда-то.

— А теперь не делаешь? — озадачился Дилан.

— У меня рука.

Стоило бы продемонстрировать травмированную конечность — для наглядности, но я стыдливо спрятала её за спину.

— А давай сделаем? — с горящими глазами предложил он.

— С ума сошёл? Это не так просто, как тебе кажется. Вообще-то нам нужен маг, потому что он создаёт энергию и…

— А это что?

Не знаю, каким образом Дилан с протезом умудрялся носиться из одного конца комнаты до другого. Он шустренько добрался до шкафа, с любопытством заглянул в него и вытащил какой-то стеклянный шар.

— ОСТОРОЖНО! — Я бросилась к мальчику, вырвала у него шар и прижала к себе. — Дилан! Не трогай тут ничего!

— Я просто хотел посмотреть, — расстроенно выдавил он.

— Это что, слёзы?

— Нет.

— Ты собрался плакать?!

— Нет.

— Мужчины не плачут вообще-то! Тебе не говорили?

— Я просто хотел посмотреть!

Его лицо олицетворяло скорбь всех детей планеты, которых когда-то приводили в магазин, подводили к отделу с шоколадками, заманивали приятным запахом, а потом злорадно уводили покупать корм собаке.

— Извини, что накричала, — злость схлынула почти сразу.

— Извини, что полез.

И что это такое? Дети так разговаривают?

— Ты не видишь, но это трилс. Видимо, какой-то древний. В «Берлингере» они другие. Тут магия впитывается в предмет. С ним нужно быть очень аккуратным.

— Я вижу, — огорошил Дилан.

— Что?

Я замерла. Будь левая рука чуть слабее, и трилс полетел бы на пол.

— Ты видишь? Видишь свечение?

— Ага.

— Тебя проверяли на дар? Ты артефактник?

— Нет, я рациомаг. Как и мой папа.

Надо было прихватить из больницы таблеток от нервов и потрясений.

— Э-э… — Ну и что тут скажешь? Я тупо зависла.

— Папа говорит, что маги — второй сорт.

— Почему это? — Я всё ещё не могла «развиснуть».

— На них никто не обращает внимания. Вся слава всегда достаётся артефакам.

Я прыснула так сильно, что слюна некультурно разлетелась по помещению.

— Мой отец работал с Кристофером Бруссаром. И его многие знают!

— Только с одним магом он работал? — Дилан озадаченно посмотрел в мои предательски-лживые глаза.

— Э-э… нет.

— А как остальных звали?

— Э-э… не знаю.

— Ну, вот, и папа так говорит.

Я покусала губы, вернула трилс на место.

— А с кем работал твой отец?

— С Дереком Юргесом точно работал.

Я чуть не подавилась слюной, но предусмотрительно потратила её на фырканье.

— Как его зовут? Может, я его знаю? — Пришлось нахохлиться, как важный ученый мира артефактики.

— Гэрриэт Дженкинс.

— Э-э… — и опять. Зависла. Молодец, Эрин.

— Вы что делаете здесь?! — оглушил нас строгий голос.

Мы с Диланом дёрнулись на пару, испуганно повернулись к двери.

На нас разъярённо пялился Руперт Берлингер.

— Эрин?! — моё имя аж прохрипел. — Ты почему не в больнице?!

— Мы с Диланом решили проветриться. — Я тут же нацепила каменную маску отстранённости.

— А кто разре… — Руперт замолк и вдруг разразился угрозой: — Я звоню твоей матери.

— Звони, — меланхолично пожала плечами.

Взглянула на Дилана. Ребёнок вжал голову в плечи и испуганно глядел на моего отца. Не думаю, что мальчишка понял, кто именно перед ним стоит, но то, что этот кто-то зол и готов вытурить нас отсюда, заставило его нервничать.

— Эрин, я серьёзно. Это не шутки! Ты должна быть в больнице сейчас, а вместо этого…

Я изогнула бровь и презрительно посмотрела на него.

— С каких это пор тебя волнует, где я и что со мной?

Руперт поджал губы, озлобленный подобным тоном. Не знаю уж, давит он на своих подчинённых или нет, но он явно привык, что к нему обращаются с большим уважением.

— Я. Звоню. Матери. И я вообще не понимаю, как ты сюда попала? Кто тебя отпустил? Там в больнице система безопасности отсутствует напрочь?

Я лишь раздражённо закатила глаза.

— Ладно, Дилан, смотри. Пока злой дяденька звонит, мы с тобой сделаем плетение, давай?

Мальчишка перевёл огорошено-испуганный взгляд на меня. Стало даже немного смешно. Он так комфортно чувствовал себя среди «своих» — больничных обитателей, — а сейчас растерял всю прежнюю напористость и наглость.

Остался маленький скольки-то летний мальчик.

— Какое плетение? — Руперт стиснул кулаки. — Ты не можешь работать за платформой.

— Почему это?

— Потому что ты игнорируешь инструкции по безопасности, — безжалостно отрезал он, и это напомнило маму, которая таким же тоном говорила: «Так! Вот не надо тут строить из себя взрослую!»

— Я игнорирую? — Задыхаясь от ярости, всё же нашла силы переспросить. — А почему у тебя стажёры делают людей калеками, а вы закрываете на это глаза?

— Есть определённые правила поведения в критических ситуациях, ты обязана была…

— Вы оставили его у себя! Вы ничего не сделали!

— … лечь на пол, накрыть голову руками, а не хватать плетение.

— НИЧЕГО! — Стёкла на дверцах шкафов наверняка пошли дрожью.

Руперт замолчал, на его лбу пролегла глубокая морщинка, скулы впали.

— Мне от этой ситуации не многим легче, чем тебе, — выдержанно сказал он, — этот парень остаётся в моей фирме только до конца стажировки.

— Тебя прогнули большие начальники, — выплюнула я.

— Больших начальников прогибают начальники ещё больше. Прогибают всех.

— Это только твоё дурацкое офисное мышление! Бороться можно!

— Эрин, в тебе говорит юношеский драйв. Жизнь намного сложнее, чем тебе кажется.

— Ну конечно, — распалённо ухмыльнулась я, — мне ведь всего двадцать, и это, похоже, теперь такая болезнь. Типа как герпес. Может, меня изолировать? Пока не исполнится побольше, и я, наконец, не начну всё понимать!

Руперт в очередной раз поджал губы. По нему было видно, что он не доволен моими вспышками ярости.