Онлайн книга «Любовь без мандата»
– Ты тоже обычно выходишь в двенадцать? – Нет. Не хочется чувствовать себя содержанкой. – Никогда больше не произноси этого слова! Никогда. Ты не содержанка. Ты женщина, которую я люблю… – Конечно! Я женщина, которую ты любишь и содержишь… – Не надо так! Поверь, я очень хочу на тебе жениться. Но я не могу! – Я тебя никогда об этом не просила. – А почему ты не просишь? – Во-первых, потому, что проситься замуж нелепо. Просятся собаки на двор… – А во-вторых? – А во-вторых, у тебя жена, дети. И я не собираюсь ломать твою жизнь. – Что же ты собираешься? – Собираюсь быть с тобой, пока нам хорошо вместе. – А если тебе станет со мной плохо? – Но ведь ты тоже уйдешь, когда тебе станет со мной плохо! – Мне никогда не станет с тобой плохо! Запомни это как следует! – Ну что ж, значит, я всегда буду твоей любовницей, а твоя жена будет твоей женой. – Да, моя жена всегда будет моей женой! Я поклялся. – Ты? Поклялся?! Это на тебя не похоже… – Ты просто плохо меня знаешь. – На чем же ты поклялся? На Библии или на контрольном пакете акций? «Фу, как нехорошо!» – возмутилась Дама. «Давай, Зольникова, дожимай!» – похвалила Оторва. – Остроумно! – после долгого молчания проговорил Эдуард Викторович. – Я поклялся здоровьем детей. – Зачем? – Я не могу тебе объяснить. Оля сделала для меня очень много. Она родила мне троих детей. А потом, после операции… – Она болела? – Да, очень сильно. После операции она сама предложила, чтобы я себе кого-нибудь нашел. – И ты нашел себе Ли? – Не сразу. Оля меня любит и хочет, чтобы я не испытывал никаких… проблем. – Ого! Значит, я не простая любовница… – В каком смысле? – Я разрешенная любовница. У тебя замечательная жена. Я восхищена! Это же настоящее агапэ! – Какое еще агапэ? – Греки называли так жертвенную любовь. – Откуда ты знаешь? – В училище нам читали античную литературу. Я запомнила. – Значит, с Ласкиным у тебя было агапэ? – Нет, иначе я бы его не бросила – жалким и распадающимся… Дети здоровы? – Что? Да, конечно… – Ну и слава богу! Она знает обо мне? – Знает. Она видела тебя на сцене. – Значит, как в анекдоте? Наша – лучше всех… – Ли, зачем ты так? – Я не Ли. Меня зовут Лидия. Запомни! После этого объяснения Эдуард Викторович не показывался у нее две недели. И не звонил. Нинка, узнав от подруги про ссору, посерьезнела и сказала очень значительно: – А ведь ты его подсекла, кальмара этого! Теперь главное, чтобы не сорвался! Нинка постоянно ездила на рыбалку с Рустамом и вся была в древнем искусстве ужения. – Не хочу я за него замуж! – совершенно искренне воскликнула Лида. – Я его не люблю… – А любовь-то тут при чем? Он должен на тебе жениться… Ты женщина или надувная кукла? А женщин мужики видят в нас только в тот момент, когда надевают кольцо на палец! До этого мы для них всего лишь более или менее удачная комбинация первичных и вторичных половых признаков. Поняла, Зольникова? – Что я должна понять? – Рожай от него – вот что! Чем богаче мужик, тем больше у него должно быть детей. Для справедливости! – Ни за что! Благонамеренная Дама без устали твердила, что Лида не имеет права разрушать чужую семью и уводить мужа у жены и отца у троих детей. «Ты должна с ним расстаться!» – требовала она. Но Оторва тоже времени зря не теряла: «Зольникова, не будь дурой!» Эдуард Викторович появился через две недели и подарил Лиде старинное кольцо с изумрудом. И все пошло вроде бы по-старому. Но это только на первый взгляд. Дама убеждала, что нужно или уйти от него, или смириться с жизнью на обочине чужого семейного счастья. Она посоветовала Лиде вызубрить все домашние праздники любовника и даже заставляла покупать подарки его жене и детям к дням рождения и именинам. Тем временем Оторва вела строжайший учет каждой неловкости или небрежности Эдуарда Викторовича, будь то чересчур нежный разговор с женой по телефону в ее, Лидином, присутствии или два выходных дня, проведенных им в семье. (По молчаливому уговору суббота принадлежала любовнице, а воскресенье – супруге.) Оторва научила Лиду изображать в постели страстное исступление с последующим тихим отчаянием: вот, мол, ты сейчас уедешь к ней, а я, а я, а я… «Может, заплакать?» – советовалась Лида. «Ни в коем случае! – предостерегала Оторва. – Наоборот, надо встать с постели и сразу превратиться в чужую, в абсолютно чужую! Чтобы он смотрел на своего полпреда и спрашивал: “Парень, а может, это все нам с тобой приснилось?”» «Да ну тебя!» «Не “да ну”, а делай, что говорят!» «Как?» «А это уж ты сама придумай – как!» И она придумала: когда потом они ужинали, Лида заставляла себя вспоминать Севу Ласкина, еще здорового, нежного, неутомимого. «Молодец! – хвалила Оторва. – Мужик должен изредка догадываться о том, что женская память – братская могила его предшественников!» – Ли, о чем ты думаешь? – раздраженно спрашивал любовник. – Я? Да так… О разном, – доверчиво улыбалась она. – А все-таки? – Сказать? – Скажи! – Я хочу от тебя ребенка. Испугался? – Не возражаю. Это странное слово «не возражаю» он произнес со спокойной готовностью, лишь внимательно глянув на Лиду своими умными бесцветными глазами. Очевидно, Эдуард Викторович все заранее продумал и подготовился к такому повороту событий. Среди новых русских, надо сказать, организовалась своеобразная мода на многосемейственность, которая служила дополнительным свидетельством их финансовой и мужской могучести. Где-нибудь на Французской Ривьере можно было встретить, к примеру, отдыхающего от финансовых махинаций президента Н-ского банка, окруженного оравой разновозрастных ребятишек, произведенных на свет несколькими мамашами, обладающими всей полнотой супружеских кондиций, кроме, разумеется, отметки загса в паспорте. И случайному знакомому банкир за рюмкой раритетной малаги мог подробно и с удовольствием рассказывать о своем разветвленном чадолюбии, не скрывая живых подробностей: – А вот тот беленький, Гордей, знаешь, от кого? |