Все больше склоняясь к режиму сильной военной власти, младотурки, как сообщали русские дипломаты и разведка из Стамбула, с “величайшим подозрением” относились к собраниям радикальных фракций своей партии в Лондоне и Париже, например, к созданию в Англии турецкой либеральной организации, требовавшей отказа от деспотического централизма государственного управления страной и выдвигавшей принципы национально-территориальной автономии для нетурецких народов. Особое беспокойство вызвало в Комитете сообщение, что в Париже радикально настроенные болгары готовятся блокироваться с армянами, чтобы подвинуть младотурок на пути углубления преобразований. Выводы были по-солдатски прямолинейны, впрочем, не лишены здравого смысла: державы Антанты хотят раздела Османской империи, Центральные державы — ее интегритета. При этом идеологические поиски младотурок оказались, условно говоря, орнентированы в одном направлении с расистскими идеями пангерманцев.
В конце XIX в. Вильгельм II поддерживал панисламистскую направленность абдулхамидовского режима в целях ослабления позиций Англии, Франции и России в их населенных мусульманами колониях. Панисламисты уже после 1908 г. высказывали признательность кайзеру от имени “мира ислама”, в частности, за поддержку в македонском и марокканском вопросах. В рамках османизации всех разнородных этнических элементов империи младотурки трансформировали этно-религиозные общины — миллеты в чисто религиозные институты посредством уничтожения их традиционных прав в области гражданского управления, школьного дела и судопроизводства. В политике османизации подданных большую роль должен был сыграть закон о рекрутском наборе (1909), по которому христиане и евреи не могли откупаться особым налогом “бедел-и аскерийе”, а призывались на военную службу наравне с мусульманами. Этот акт был особенно горячо поддержан германскими офицерами в Турции и в прогерманских кругах турецкой армии. Идея “общей прародины”, активно пропагандируемая пангерманцами, поддерживалась уже в младотурецком варианте через германские консульства и в Восточной Анатолии, и в Европейской Турции.
Однако попытки младотурок с помощью османизма обеспечить прочность империи были обречены на неудачу. Младотурецкий режим эволюционировал по нисходящей линии в сторону тоталитаризма, а османизм стремительно вырождался в открытый шовинизм.
После поражения в Триполитанской и Балканских войнах, потери Албании и Македонии (1912 г.) младотурки отказываются от османизма, который обязывал их хоть какими-то законодательными актами, оформлять “равенство и братство” всех подданных. Оценивая политическую обстановку в стране после Балканских войн и крах попыток младотурок поднять знамя османизма, идеолог пантюркизма Зия Гекальп заметил, что империя к 1914 г. превратилась в общественную харчевню, где каждый наедается в своем углу.
Нужны были новые знамена, новые лозунги. Реанимируется панисламизм и быстро становится государственной доктриной пантюркизм, еще более близкий концептуально “пангерманской идее” своими воинствующими поисками единого центра тюрок — Великого Турана от скал Адриатики до пустынь Синцзяна.
Кемаль Карпат, турецкий историк, работающий ныне в США, пишет, что под влиянием Балканских войн и общей обстановки напряженности на Балканах и на Ближнем Востоке значительная часть османской бюрократии и некоторые представители общественно-политической мысли стали идентифицировать старый османизм и “новый” пантюркизм. Рассматривать османское государство как определенную национальную (читай — турецкую) структуру, оценивать его историю через призму турецкого вклада. Османская государственность, признает К. Карпат, в эти годы (1913–1914) стала идентифицироваться с господством турецкой нации. Подразумевались при этом и Малая Азия, и утраченные, но в перспективе достижимые для турок земли Юго-Восточной Европы.
Второй после османизма более или менее систематической политической доктриной эпохи первой мировой войны назвал пантюркизм другой современный турецкий историк Шериф Мардин. Эта доктрина была, как он отмечает, ориентирована на распространение вширь — и на сопредельные балканские земли, и на самые отдаленные от Турции, как, например, Восточная Сибирь или северо-западные районы Китая — лишь бы там имелось этнически тюркское население. Примечательно, что наиболее последовательных приверженцев пантюркисты нашли среди эмигрантов — тюрок из России и переселенцев с Балкан, осевших в Турецкой Армении.
Идеологическое обоснование внешнеполитического экспансионизма младотурок, следовательно, отчетливо совпало с самым кануном первой мировой войны.
Следует отметить, что воинственные идеи, замешанные на панисламизме и пантюркизме, которыми в преддверии войны широко пользовались младотурки, разделялись далеко не всей турецкой общественностью. Пресса, сообщения дипломатов и сотрудников военного атташата России в Стамбуле полны сообщений за 1909–1914 гг. (начало года) о политических репрессиях и казнях открытых противников иттихадистов, о выступлениях неподцензурной печати против внутренней и внешней политики младотурецких лидеров. “Необходимо констатировать, что общее недовольство против младотурецкого режима далеко не улеглось, — сообщал в 1914 г. сухопутный атташе России в Стамбуле генерал-майор М.Н. Леонтьев. — Оно постепенно прогрессирует под влиянием все растущих политической самонадеянности и идейной нетерпимости младотурецких заправил, забравших в свои руки всю полноту власти”. Он приводит примеры расправы с командующим группой войск в Чаталджи Абуки-пашой, с сыном шейх уль-ислама Мухтар-беем, со штабным офицером Мустафой Каваклы (последнего арестовали на русском корабле, где он искал убежища). Вина этих людей состояла в сомнениях в правильности курса Комитета на всемерное усиление армии в политической жизни страны и в курсе на воссоединение “балканских османских” земель. Свою докладную записку опытный и компетентный М.Н. Леонтьев завершает предупреждением о возможности авантюристического шага со стороны Комитета. “Совершенная неизбежность для младотурецкого правительства вести активную повышенную [так в тексте. — В.Ш.] линию, не останавливаясь при случае и перед искусственным созданием спасительных для него чрезвычайных обстоятельств, совершенно независимо от истинных интересов государства”.
Прогрессирующую оторванность младотурок от политических реалий на Балканах и от сложнейшего внутреннего положения
[8] в последний мирный год, их беспринципную (и неудачную) спекуляцию панисламизмом и пантюркизмом отмечала в одном из июльских номеров за 1913 г. оппозиционная газета “Мешверет” (“Обсуждение"), издававшаяся в Париже. В редакционной статье «Панисламистская политика Комитета “Единение и Прогресс”» говорилось следующее: «Последняя турецко-балканская война, принявшая характер крестового похода, стоила Турции столь большого урона человеческих жизней только потому, что она явилась следствием панисламистских происков Комитета “Единение и Прогресс”. Этот последний ради достижения своего положения стремится спекулировать на самых низменных инстинктах».
