Вторая Балканская война между противниками Османской империи и очередной контриттихадистский заговор в Стамбуле, в ходе которого 29 мая 1913 г. около полудня взрывом бомбы был убит великий везир Махмуд Шевкет-паша (о котором поговаривали, что он даже во сне бормотал по-немецки), имело двойной исход. Младотурецкий триумвират окончательно сбросил паранджу чисто идейного руководства и открыто возглавил все ключевые посты в армии и государстве. Великим везиром и главой ведомства иностранных дел был назначен сын египетского хедива (правителя) Саид Халим-паша. Он формально не входил в партию “Единение и Прогресс”, но был к ней вполне лоялен, а с триумвиратом — “весьма близок”. С назначением Саида Халим-паши, получившего как традиционное, так и блестящее европейское образование и поддерживавшего тесные личные контакты с британскими дипломатами и финансистами в Египте и в Европе, расширялись возможности для политического маневра младотурок на европейском континенте. Кроме того, становились более реальными надежды Комитета получить давно обещанные субсидии от хедива Египта. Хедив — правитель Египта — неоднократно повторял, что отдаст в пользу младотурецкого Комитета половину своего состояния, если ему помогут освободиться от англичан. Заметим, что в Стамбуле вплоть до окончательного разгрома считали Египет неотъемлемой частью Османской империи, временно находившейся под управлением Англии. Это обстоятельство следует учитывать при выяснении причин прогерманского выбора младотурок.
Немаловажно было и заручиться поддержкой полуофициальной лиги арабских политических деятелей. 27 июня 1913 г. по инициативе брата нового великого везира, при участии последнего, а также в присутствии влиятельных в исламских кругах представителей от Египта, Туниса, от шейхов Мекки и Медины, от воинственного Йемена и некоего “инкогнито от мусульман Индии”, состоялось заседание этой лига. Речь шла о необходимости сохранить распадающуюся империю, опираясь на ислам и уклоняясь от конкретных обязательств перед какой бы то ни было европейской державой. Сообщая об этом собрании “ужасных мегаломанов”, А.Н. Щеглов, передавший эти сведения, не преминул уточнить, что “иттихадисты хотят взорвать Магрибинскую бомбу в тылу у западных держав”.
Младотурок беспокоило многое: выгодное участие в европейских комбинациях, судьба потерянных Балкан, перспектива утраты всех нетурецких земель. Как решить эти проблемы? Кто посоветует? Число иностранных миссий в Стамбуле умножалось, пожалуй, быстрее, чем количество поездок иттихадистов в западные столицы.
К началу ноября 1913 г. были согласованы и обнародованы в Османской империи условия появления во главе военной миссии Германии Лимана фон Сандерса, известного специалиста по турецким делам. Был сделан широкий и уверенный шаг Германии на Ближний Восток, к Проливам, в Малую Азию. “Роковой час Турции, — как сказал М.Н. Леонтьев, — приблизился”.
Однако на какое-то время Комитет обеспечил себе кредит доверия в собственной стране. Многочисленная и весьма деятельная германская миссия воспринималась в Османской империи как признак прочности позиций Комитета в Османской империи и за рубежом. Вместе с тем Энвер-паша, “коварность и холодную беспощадность” которого, возможно, первым понял кайзер, заметивший однажды, что Энвер-пашу, несмотря на заслуги перед Германией, в скором времени все же следует повесить, добился еще одного последствия присутствия миссии Лимана фон Сандерса.
В начале 1914 г. германо-русские отношения обострились до предела, и основной причиной тому было опасение Петербурга, что Стамбул готов плясать, как писал М.Н. Леонтьев, под немецкую дудку фон Сандерса. “Столкновения с Турцией при ее подчиненности Германии нам не избежать”, — прогнозировал в ноябре 1913 г. ситуацию посланник России в Черногории А.А. Гире. Два Особых совещания по поводу положения на Балканах и в Турции, которые состоялись в Петербурге 31 декабря 1913 г. и 8 февраля 1914 г., в качестве основного вопроса рассматривали меры по предотвращению окончательного перехода Турции, ее армии и как следствие — Босфора под контроль Германии. Однако с выводами о Турции несколько спешили и А.А. Гире, и начальник Черноморской оперативной части Морского генерального штаба, старший преподаватель кафедры стратегии Николаевской Морской Академии А.Н. Немитц, автор двух докладных записок, которые позже лягут в основу решения Петрограда о неизбежности войны с Османской империей и о желательности занятия Стамбула
[9].
Ни младотурецкий Комитет, ни сами его лидеры, фактически правившие страной, т. е. Энвер-паша, Джемаль-паша и Талаат-паша, окончательного выбора не сделали вплоть до 2 августа 1914 г. Основные усилия Комитета были направлены на укрепление своих позиций в распадавшейся империи. “Во главе армии и флота Комитет поставил людей решительных, молодых и неутомимых, — сообщала русская разведка 11 марта 1914 г. — Можно оспаривать стратегические и военные таланты Энвер-паши, но нельзя отнять у него того мужества и того пыла, которые даются ему его 32-летним возрастом”.
В отечественной и зарубежной историографии сложился стереотипный портрет младотурецких лидеров как беспринципных авантюристов, наймитов германского империализма, продававших родину. Стоит обратиться к свидетельствам современников, — и возникают психологически сложные, противоречивые и очень неординарные личности.
Таким был Энвер-паша. Именно он после падения османского государства был приговорен судом Антанты к смертной казни, бежал из тюрьмы, уехал в советскую Россию, страну бывшего противника. Был участником революционных съездов народов Востока в Баку в 1920 г. Пламенно призывал к разгрому Антанты и к мировой исламской революции. По некоторым данным, встречался с Предсовнаркома Советской России В.И. Ульяновым (Лениным) и получил лично от него поручение содействовать установлению советской власти в Бухаре. Однако вскоре изменил новым хозяевам и во главе группы бывших сподвижников по младотурецкой революции и местных басмачей с присущей ему неукротимой энергией сражался за великую идею пантюркистов — Туранскую республику. В схватке с отрядом чекистов под Деннау, близ Бухары, 4 августа 1922 г. сложил голову этот незаурядный политический деятель. Тогда, в 1914 г., ему еще оставалось восемь лет жизни.
“Все признают за Энвер-пашой бесспорно удивительные способности не только в смысле энергии, но и в смысле администраторских дарований”. Так характеризовал Энвер-пашу лично знакомый с ним военно-морской атташе в Стамбуле А.Н. Щеглов. “Это человек стремительный, скорый и непосредственный в своих решениях, для достижения намеченного им результата он ни перед чем не отступит, — отмечал атташе. — Он способен на всякий дерзкий шаг и на всякий обман…” Отметив внешние проявления прогерманских симпатий Энвер-паши и его личную дружбу с Л. фон Сандерсом со времени службы в составе посольства в Берлине в 1909–1911 гг., А.Н, Щеглов писал, что ориентация на Германию — лишь “политическое средство" для Энвер-паши. Цели его — не победа Германии на Балканах и на Ближнем Востоке, а возвращение Турции утраченных позиций в Европе и в Азии. “Он не сомневается, что его появление в составе правительства Турции знаменует собой остановку, конец падения его страны и начало восстановления ее могущества, которое он желает видеть безмерным…"
