Дело в том, что в середине июля 1915 г. в Стокгольм прибыл влиятельный представитель деловых кругов Германии К. Монкевиц, директор “Дойче Банка”. Не прошло и недели, как берлинский финансист сумел выйти на негласный контакт с посланником России в Стокгольме А.В. Неклюдовым. Недвусмысленные соображения К. Монкевица о сепаратном мире между Россией и Германией строились на идее экономического и политического сотрудничества Петрограда и Берлина в Европе и на Востоке.
В отношении турецких Черноморских проливов говорилось, что их следует сделать “русско-германо-турецкой территорией при совершенно срытых укреплениях”. Выдавая за действительное то, к чему, в частности, только стремилась Германия в Юго-Восточной Евpoпe и на Ближнем Востоке, К. Монкевиц заверял русских дипломатов, что Турция горячо желает ни более ни менее как “соглашения с Россией через Германию”.
Однако эта идея принципиально расходилась с информацией А.Н. Щеглова. Прямые и достоверные сведения русского атташе свидетельствовали: Турция действительно ищет сепаратного мира с Россией, но не через Германию, а только напрямую. Эти данные позволили послу России в Стокгольме А.В. Неклюдову избежать немецкой ловушки.
Несмотря на тщательно охранявшуюся конфиденциальность контактов (директор “Дойче Банка” и российский посол ни разу не встретились лично), в стокгольмской печати германским предложениям была обеспечена весьма широкая огласка, чему особо содействовал Джанбулат-бей. Обращает на себя внимание тот факт, что хорошо организованная утечка информации шла не только через него, но также через греческих и болгарских представителей в Петрограде и в столицах европейских держав, включая и Швецию. А.Н. Щеглову стало известно, что они с большой тревогой сообщали по своим ведомствам, что германская дипломатия ищет путей к сепаратному миру с Россией “за счет Проливов и Константинополя”. Таким образом, как мы видим, в расстановке ловушки участвовала турецкая дипломатия, для которой утечка информации о возможном мире с Россией стала одним из средств давления на Болгарию в пользу союза с Турцией и на Грецию — для удержания Афин от весьма опасного для Турции выступления против нее. Таким был тихий и мирный Стокгольм летом 1915 г. Профессионалы работали…
* * *
Таковы были разнообразные, но в целом не выходившие за рамки зондирования “мирные авизы” правительственных кругов младотурок.
Антимладотурецкие круги в свою очередь поддерживали связи с русскими представителями в Стамбуле еще перед войной. Не прерывались их “весьма доверительные и негласные” контакты с сотрудником российского посольства Б. Серафимовым, причисленным к итальянской миссии в Стамбуле, и после отъезда российского посольства. По его данным, поступавшим в Петроград с помощью румынского посольства, в Стамбуле гораздо активнее, чем до войны, шли на неофициальные контакты с ним антиэнверовские элементы. Уже в январе 1915 г. Б. Серафимов, имея предписание “в политические переговоры с Константинополем не вступать”, и “строго” его выполняя, докладывал на Дворцовую, 6: “Наиболее чуткие из членов младотурецкого комитета, еще до начала военных действий стремившиеся найти какой-либо выход из создавшегося положения, теперь… особенно усердно предаются изысканию способов, могущих, по их мнению, спасти Османскую империю, хотя бы путем крупных уступок и жертв”. Собеседники касались — “очень легко”, как сказал Б. Серафимов, — проблемы общих интересов России и Турции по сохранению мира на Балканах, где “все стали такие нервные и такие ненадежные и уж, конечно, подведут русских, если представится выгода”. Турки же получили урок в войнах 1911–1913 гг. и должны задуматься над сохранением империи, в чем видят и общую судьбу с Россией. Имена этих турок пусть остаются пока неизвестны, но их идеи чрезвычайно тесно перекликаются с приведенными мною выше выдержками из “Танин” и бесед посланника Турции в Петербурге Ниязи Фахретдин-бея…
Большой интерес Серафимова вызывали люди Талаата и председателя парламента Халиля, т. е. те, кого русские наблюдатели назвали “партией мира”. Их главной задачей было оттеснить проэнверовскую группировку. Причем они обращали взоры к Неве и к Темзе. В тайных контактах с Серафимовым и в призывах к правительству через издававшуюся за пределами Турции прессу “партия мира” возлагала на Энвер-пашу и младотурок вину за развязывание войны, в том числе с северным соседом, с которым начали было складываться вполне дружественные отношения. “Партия мира” призывала приступить к мирным переговорам с Антантой для восстановления мира и согласия. Они не исключали занятия Стамбула русскими войсками и временного контроля над регионом Проливов, как и над обстановкой в столице вообще, чтобы избежать гражданской войны и соблюсти интересы как мусульман, так и христиан.
В Петрограде с очевидным интересом воспринимали информацию такого рода, тем более что английский посол в России Дж. Бьюкенен заверил С.Д. Сазонова, что Англия вполне учтет интересы России в Проливах, если к власти придет партия “Свобода и гражданское согласие”, пользовавшаяся доверием Лондона. В самом конце февраля 1915 г., зная о готовящейся десантной операции союзников в Дарданеллы и хорошо понимая физическую невозможность для России реально в ней участвовать, С.Д. Сазонов озаботился краткими инструкциями российским представителям в Лондоне и Париже “на случай обращения Порты с предложениями о мире”. Они были согласованы с французским послом в России М. Палеологом и Дж. Бьюкененом и предусматривали: заключение не мира, но перемирия — до тех пор, пока Германия и Австро-Венгрия не сложат оружие; сдачу и интернирование всех германских военных кораблей и их экипажей, находящихся в Турции, а также военных и гражданских служб Германии; демилитаризацию всех фортов, траление мин и открытие Проливов; ввод союзных эскадр на рейд Стамбула. Спустя сутки, т. е. 1 марта 1915 г., для сведения, но не для обсуждения Извольскому и Бенкендорфу было сообщено, что Россия хочет вывода всех османских войск из Европейской Турции, а на азиатском берегу отвода их на линию, подлежащую уточнению.
Заметим здесь, что в этот же день, 1 марта (16 февраля ст. ст.) 1915 г., в России было принято решение готовиться к экспедиции на Босфор силами Черноморского флота и, возможно, ополченческих бригад, поскольку других сил просто не было. Идея переброски сил к Проливам из Владивостока морем вызвала у тогда еще верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича саркастическую усмешку: эдакая муха на рогах у вола, и тут же последовало его здравое письмо Николаю II с предложением поскорее заключить с турками мир [подчеркнуто мною. — В.Ш.] и перебросить Кавказскую армию для операций через Сербию или Адриатику против Германии и Австро-Венгрии. Подчеркивая, что окончательный мир должен быть подписан совместно с союзниками, главком заметил, что мир с турками приблизил бы победу.
С.Д. Сазонов был осторожен, как и подобает руководителю МИД. Его знаменитая формула “между нами и турками стоит вопрос о Проливах”, предписывавшая Серафимову воздержаться от контактов с членами младотурецкого Комитета, имела, видимо, значение не столько для продолжавшего контакты Б. Серафимова, сколько для Лондона и Парижа. И Сазонов добился своего. Там было принято во внимание, “что русское правительство никогда не скрывало своего предпочтения сохранения над ними (Проливами) турецкого владычества”.
