Сдержанная линия Эд. Грея в этот момент вполне понятна. Во-первых, предварительная договоренность с Петроградом уже была достигнута. Во-вторых, Лондон занимала первоочередная задача “создания вне Стамбула независимой мусульманской власти в качестве политического центра ислама”. В центре такого нового исламского государства или, по словам Эд. Грея, “мусульманской, но не обязательно турецкой власти” могли бы стать священные для мусульман г. Мекка и г. Медина.
Эд. Грей посчитал это дело решенным и задавал, собственно, один вопрос С.Д. Сазонову — войдет ли в новое государство вся Малая Азия или только часть ее?
Вопрос, надо полагать, носил отвлекающий характер, поскольку еще 4 марта 1915 г. С.Д. Сазонов сообщил в Лондон, что, в случае “сочувственного отношения” союзников к планам Петрограда в отношении Проливов, Лондон и Париж “могут быть уверены, что встретят со стороны императорского правительства такое же сочувствие к осуществлению планов, которые могут явиться у них по отношению к другим областям Османской империи и иным местам”.
Реакция Лондона на идею “иных мест” была мгновенной. Уже 12 марта 1915 г. в Петроград был направлен проект превращения Стамбула в вольный город и порт-франко, а также введения полной свободы торгового судоходства в Проливах. Весьма бегло в проекте упоминалось о том, что Россия должна содействовать некоему сотрудничеству балканских стран (Болгарии и Румынии) между собой для придания ему (сотрудничеству) “заманчивого для них характера”. Следовательно, России предоставлялось абсолютно бесперспективное дело — вести переговоры о статусе Проливов и притом убедить Бухарест и Софию в наличии каких-то мифических их интересов. Задачу использовать военно-морские силы Греции Англия брала на себя.
В 20-х числах марта 1915 г. Франция и Россия определили свое отношение к этим деликатным, но столь всеохватным планам Лондона. Париж потребовал возврата капитуляций, места среди трех комиссаров Антанты в Стамбуле, оккупационной зоны в Проливах, но одновременно (или в компенсацию такой “малости”) еще и передачи Франции всей Сирии и Киликии вплоть до хребта Тавр. России оставалось принять английские И французские предложения в отношении разделов Ближнего Востока и подтвердить, что Петроград “может только сочувствовать исполнению желаний турецких армян” о воссоединений всего армянского народа.
Следовательно, вопрос о Проливах был еще в стадии самого предварительного обсуждения. Роль России в судьбе Проливов и будущего Османской империи была подернута серой и тусклой пеленой, как фигура ангела на Петропавловском шпиле в сырую мартовскую погоду, тогда как Лондон и Париж уже получали обширные зоны влияния в Азиатской Турции.
Судьба Босфора и Дарданелл, усиленные комбинации Петрограда вокруг них стимулировали ускорение формирования зон влияния Антанты за пределами этого взрывоопасного района, как бы в тылу и на флангах возможной обороны турками зоны Босфора и Стамбула.
Вероятно, осознав, что уступок союзникам сделано неоправданно много, С.Д. Сазонов уточнил, что следует отделить проблему будущего арабского халифата от проблемы турецкого государства и обсудить (вот это было уже верхом кощунства и неуважения к правам миллионов мусульман и политически авантюристично), оставлять ли за турецким султаном права верховного духовного владыки — халифа всех правоверных.
Воистину, то ли босфорские ветры, то ли питерские холода плохо действовали на хозяина здания на Дворцовой, 6, но С.Д. Сазонов явно заразился обменной лихорадкой. Тотчас за вопросом о халифате, на обсуждение которого он, как, впрочем, и его коллеги на Западе, не имел ни этического морального, ни политического международного права, российский дипломат перешел к следующему этапу сделки — в обмен на часть нейтральной зоны в Персии Россия должна была согласиться на участие малых стран Балкан в Дарданелльской операции Англии и Франции. Речь шла прежде всего об использовании малых греческих кораблей против грозы Средиземноморья — подводных лодок Германии.
Очевидно, что к исходу 1915 г. перед османской дипломатией проблем политического характера оказалось больше, чем весной 1915 г., когда она пустилась на поиски мира. Депортация армян, их массовое уничтожение, равно как и гибель по вине младотурецкого режима тысяч греков, курдов, турок и арабов в Восточной и Юго-Восточной Анатолии, создали обстановку порохового погреба в глубоком тылу младотурок — в Малой Азии.
Азиатские районы в схемах и кроках легли среди карт разменов держав наряду с Проливами. При этом важно отметить, что фактически Антанта согласовала порядок восстановления капитуляционного режима при любом варианте управления зоной Проливов (либо военный губернатор, либо гражданские комиссары в сочетании с сильной военной администрацией). Антанта согласовала для всей территории страны, начиная со Стамбула, форму административно-политического устройства, представлявшую гибрид султанской системы и колониального аппарата управления. В него могли быть допущены “туземцы, внушающие необходимое доверие властям”, т. е. колониальным комиссарам; в число “туземцев” по представлению России могли войти христиане (армяне, греки, болгары и др.) — османские подданные. Немаловажная роль отводилась сохранению шариатского, т. е. традиционного мусульманского судопроизводства (при его подчиненной роли по отношению к судебным инстанциям антантовской администрации) и обеспечению в целостности исламского духовного землевладения.
Судьба Стамбула была ясна в одном — он не станет ни свободным городом, ни “российским губернским центром”. Над Босфором не должен парить Российский орел — повторили в Лондоне и Париже.
Полного согласия между членами Антанты относительно судьбы Босфора и Стамбула в очередной раз достигнуто не было. Перед Турцией тем не менее совершенно отчетливо вырисовывалась перспектива статуса коллективной колонии европейских держав.
Впрочем, к началу последнего для Османской Турции этапа первой мировой войны, т. е. 1916–1918 гг., Стамбул прочно находился в руках турок, и вопрос об его прямом захвате ни одной из держав-союзников по Антанте, включая Россию, не стоял! Это было абсолютно нереально, по общему мнению всей задействованной там агентуры.
Турецкой дипломатии, в свою очередь, не удалось добиться от Антанты принятия определенной формы сепаратного соглашения — мирный договор или перемирие. Заинтересовать — удалось вполне! Сепаратный мир как формула соглашения устраивал и Россию, и Турцию. Державы Запада, правда, охотнее поддерживали другую формулу — сепаратное перемирие.
Дело в том, что перемирие давало туркам весьма неопределенную по итогам и длительности передышку, державам — возможность заслониться проблемой Проливов и окончательно увязать Малую Азию, Аравийский полуостров, зону Персидского залива, Суэц, а также Сирию с Палестиной, Месопотамию и Персию в новую колониальную конструкцию, строго разделенную по зонам контроля. Интересы Англии и Франции отчетливо и заметно перемещались все далее к востоку от Черноморских проливов, и чем дальше, тем меньше выражали в Лондоне и Париже желание вести или тем более заключать стабильные, фиксированные во времени и пространстве мирные соглашения со страной, планы полного раздела которой вчерне были уже готовы зимой 1915/1916 гг.
