— Я волков видел, — делится Ильяс. — Помнишь, ты говорил?
Рогвор вопросу не удивляется:
— Спас? — спрашивает колдун, хотя знает ответ.
— Нет, как и ты предрекал.
— Но по совести сделал, — в голосе старика скользит невесомо приятная другу похвала.
— По-другому не смог.
— Ничего. Путь волчицы в Кобрин лежал. Давно уж пора… — бормочет Рогвор.
Айвинец переспрашивает его:
— Что?
— Не думай об этом. Случилось с ней, что было давно предрешено.
А Ильяс лишь сожалеет:
— Как же мог я сразу тебе не поверить… О волках. Но как же тяжело видеть пред собой человека, а думать о звере!
— От них людского только личина. Не мое это зыбкое заклинанье… Я человек, но котом могу статься. А они — дикие звери, какое обличье надеть не решат. Я тебе ж говорил, — старик сообщает.
— Было дело… А что ее, волчицу ту, ждет?
Колдун беззубо улыбается, расправляя губы хоть в страшной, но добродушной ухмылке:
— То узнает лишь только она. Время придет… А тебе говорить я не вправе.
— Предрекатель, — посмеивается без злобы айвинец.
Помедлив, старик говорит:
— А брат ведь о «смерти» твоей вскоре узнает. Побыстрее написать ему нужно письмо.
— Перьев нет? — серьезнеет Ильяс.
— Там, — машет рукою колдун. — Были.
Айвинец пишет письмо, затем в руки другу дает. Старик алым, что кровью, сургучом на нем ставит печать. Сквозь оконную раму, старую, сгнившую, летит к ним чернеющий ворон с сизым блеском на мощных боках. К его лапе срочное послание они тут же тонкой бечевкой крепко и туго вяжут.
Птица назад вылетает, наружу, и стремительно исчезает вдали.
— Найдет? — сомневается Ильяс.
— Найдет обязательно, — старик подтверждает и журит мужчину. — В Айвин, домой, хочешь вернуться? — спрашивает.
— Да. Скоро удастся?
Предсказатель уверенно молвит в ответ:
— Никогда.
Слово больно бьет Ильяса плетью, но без страха он колдуну задает вопрос:
— Умру?
— Не надейся так скоро. Но в Лиесе наконец ты обретешь душевный покой.
Айвинец облегченно вздыхает, но, что домой однажды он не захочет, верится мужчине с трудом.
«Прощай, Ильяс… Больше тебя не увижу, друг», — беззвучно шепчет старик.
Глава 9
Едва различимый слышится звук в тишине:
— Шшш….
Это тихо, вытягивая тонкий раздвоенный язык, шипит в стеклянном резервуаре удав. Весь он покрыт ржаво-бурыми круглыми пятнами, что яркой радугой отливают в приглушенно неярком свету. Скользит он бесшумно по гладким и влажным камням, изгибая разноцветный блестящий свой хвост.
Ему в аквариум кидают дымчато-серую мышь, издающую писк, едва уловимый и тонкий. Змея ту легко заглатывает и в тот же миг, расширяясь, раздвигает внутри себя ребра.
— Радужный удав, не так ли? — раздается у двери клокочущий голос.
— Он самый, — отвечает хозяин змеи. — Встречали?
— Видел на островах, — поясняет гость, объявившийся к ночи.
Собеседник, лишь удивляясь, приподнимает вверх бровь:
— Странствовали в Ашахане? — интересуется.
— Нет. Жил там… давно, — раздается в ответ ему голос.
— Загадок вы полны… господин.
— Довольно, лорд Донвель. Не за тем я сюда пришел.
— О скандале слыхали, что в Кобрине был? — сиятельный задает вопрос.
— Как, Эйрих, мог я не слыхать? — щурит гость глаза-изумруды.
— В том ведьмы замешены? — серьезно спрашивает сиятельный лорд Эйрих Донвель.
Пришедший недавно пристально на хозяина смотрит:
— Был у них интерес. Погибший Рикардо Новвел, что из Надании был, страсть, как ягши не любил.
Эйрих ругается, проводя рукой по лысеющей седой голове:
— Вот демоновы дочери… Фасциев на них нет. А на границе еще одна колдунья у нас объявилась. Из Лиеса, гадина желтоглазая, вылезла.
— Знаю ее. Хочет в княжества вернуть старую веру.
— Там и так раздолье черной волшбе… — недовольствует лорд.
— А старых богов из рода, что предки верны были, в Лиесе давно позабыли. А верят сейчас же, страшно подумать, во что.
— Инквизиторам давно стоит Лиес посетить, — сетует Эйрих.
— Их не пропустят, — спокойно ему сообщают.
— Глупцы… Но, господин, мне скажите, зачем ведьме запускать в империю свои грязные, загребущие когти?
— И здесь того же хочет она. Играет… — тихо сетует гость.
— Знаете ее имя?
— Слышал лишь только, что Ищейкой прозвали ее.
— Отчего?
— Говорят, женщин сбивать с пути она мастерица. Сестер новых, ведьм, по всей Эллойи находит.
— Спасибо, дорогой господин. Ведьму мы уничтожим.
Гость уходит. На его хитром и лукавом лице горит улыбка, что довольства полна. А глаза, зелено-травянистые, ярко и слепя от радости блестят.
— Поиграем наконец уже вместе, родная… — беззвучно шепчет он, исчезая.
А щуплый и низкий ростом сиятельный лорд веселится, что сумел обдурить колдуна. Он садится в свое любимое мягкое кресло да курить начинает в трубке дурную траву из богатого лиеского леса…
* * *
Служанка в темноте ниши стоит, в испуге прикрывая ладошкой свой рот. Смотрит, как некто, кого сам сиятельный лорд величал господином, на глазах ее вмиг пропадает. Будто с усталости то и привиделось…
А за дверью Донвеля раздаются шаги. Хоть бы он не заметил! Только знает ли он, что сам, магию нетерпящий на духу, пригласил к себе могучего черного колдуна?
Как лист на ветру, она трясется… Страшно. Как бы кто не увидел ее. Знала бы, убираться ни за что б не пошла. Только думала, не будет лорда в покоях. А потом услышала то, о чем не смела даже мыслить.
И интересно же. Любопытство сводит с ума, отравляя ее ядом. Кого мог сам сиятельный лорд, что лишь пред императором склонить может колени, ни много, ни мало уважительно величать господином?..
* * *
Фасций с бельмом на черном глазу, одетый в серую мантию, по краям с белой узорчатой вышивкой, заходит в кабинет старшего инквизитора.
Того самого, от чьего имени, словно в припадке, трясутся бесстыжие коварные ведьмы. Того, чей сверкающий во тьме меч, горящий священным холодным огнем, разит неверных и уничтожает нечистых созданий, рожденных в темный и колдовской час.
