— Лия, дорогая, пойдем. Женщинам эти надменные мужчины не рады.
Я вынуждена за ней идти. Таррум немного удавку на мой шее ослабляет и кидает, предупреждая, свой мрачный взгляд.
А за нари летит следом сладкий, цветочный шлейф …
* * *
Таррум с Бидрижем остается наедине. Друг с него взволнованного взгляда не сводит.
— Хочу я узнать, что за дама с тобою пришла. — Лени шепчет тревожно. — В сказку про кузину, объявившуюся внезапно, я верю с трудом. Но сейчас и не время, не место.
— Ты прав, друг мой, — ему отвечает Ларре. — В другой раз я тебе расскажу, — обещает и сам думает, что волчицу не выдаст даже лучшему другу.
— Пойдем уж тогда! Асия правду сказала. Тебя уж, действительно, давно заждались.
В зале стоит удушливый дым табака. За дубовыми столами играют в карты. Приемы Сетлендских тем знамениты, что за баккара порою разрешали дела и заключали важные сделки. Приглашение в усадьбу иным благородным было сыскать за счастье.
Ларре вдруг замечают.
— Таррум! — увидев его, кричит лорд Вингель Альвель.
— Сиятельный, — почтительно норт произносит.
И в глубоком голосе Ларре нет ни лести, опасной и лживой, ни скользкой дурманящей фальши. Но замечает вдруг норт, что сиятельный лорд изрядно и тяжело пьян. Резко и неприятно разит от него за версту.
Но, наклонившись к уху Таррума, Альвель ему говорит:
— Проигрываю я, Ларре, — доверительно он произносит.
Таррум морщится, ощущая запах кислого пота и разящего от мужчины спирта. И сухо ему обещает:
— В другой раз вам, сиятельный, повезет.
Тот, пошатываясь, головой упрямо качает:
— Мне давно не везет. Как я встретил ее. И игра уж эта давно началась…
— О чем вы? — хмурится Ларре.
— Знаешь что? — качается лорд. — Только тебе я скажу. Император что-то подозревает. Да только что? Я не ведаю. Но для него теперь я в опале…
Лорд разворачивается, к другому столу уходя. Ларре его догоняет:
— Что вы имели в виду? Император узнал?
Вингель Альвель горько и безумно смеется:
— Сам я не помню ни-че-го. Ничего, понимаешь? Только чую, это ее рук дело. Хотя что б еще с ней встречался, тоже совсем нет воспоминаний …
Таррум непозволительно резко сиятельному лорду задает вопрос:
— Кто она, лорд? — произносит он отрывисто.
— Если я б знал… — Вингель икает. — Как же я пьян! Нет, я не должен был тебе ничего говорить.
Ларре понижает свой голос.
— Вы, действительно, не помните ничего? — спрашивает он шепотом. — Об Айсбенге.
Альвель зло отвечает:
— Вот ведь заладил! Как попугай с Ашаханы. Айсбенг, Айсбенг! — лорд восклицает. — Только знаешь, что Ларре — беги. Император еще не почуял, что в моих делах ты вечно замешен. А раз уж он на меня ополчился, не сдобровать и тебе.
Тихо норт ему говорит:
— Спасибо.
Но тот уж уходит, не слыша.
— Вот ведь напился! Сиятельный ведь, а такое себе позволяет, — слышит Таррум позади себя голос.
— Да кто он! Позор империи только.
— Этот «позор», — звучит так холодно голос, словно это айсбенгский, колючий ветер. — Из войны Кобрин вывел победителем.
Ларре оборачивается, ощущая гнев, видя двух юнцов — сына леди Сетлендской и его друга, не менее знатного рода. А рядом с ними, щуря свои хитрые глаза, стоит сиятельный лорд Эйрих Донвель.
— Норт Таррум, не так ли? — говорит он величественно.
Ларре кланяется. Но напряжение в нем нарастает.
— Истинно так, сиятельный, — отвечает.
— Вы воевали ведь тоже, — задумчиво говорит ему Донвель. — Дитя войны. Таким, как вам, привычным к звону оружия, порою в мирное время бывает отнюдь не легко. Осторожным, норт, будьте, — предупреждая, бросает лорд и тут же уходит.
Слышится шум. Набрав девять очков, победу одерживает хозяин усадьбы. Лорд Сетледский уже пожилой, но не теряет сноровку в баккара.
Рядом с Таррумом снова оказывается его друг Лени.
— Пойдем, новая партия сейчас начнется, — зазывает.
* * *
С Асией я иду по длинному мрачному коридору. Она начинает со мной странный разговор.
— В этом сезоне чрезвычайно моден бордо, — зачем-то сообщает мне нари. — Хотя еще недавно его считали верхом безвкусицы. Страшным моветоном было надевать платье этого цвета, — рассказывает она мне. — А вот лиловый совсем вышел из моды, не находите?
Не дождавшись ответа, она быстро в тот же миг продолжает:
— Его сейчас находят вульгарным и пошлым. А вам самой какой оттенок больше нравится: лиловый или бордо?
Эти разговоры вызывают у меня лишь головную боль. Признаюсь Асии, надеясь, что она не будет больше мучить меня:
— Цветов я почти что не различаю.
Она восклицает:
— Бедняжка! — сочувствует мне. — Недаром вы кузина Ларре. Он ведь протаноп… Не дано красный ему отличить, — поясняет. — Нелегко вам, наверное, с гардеробом. Но знайте: мне кажется, вам пошел бы бордо.
Мы заходим в светлый зал. Навстречу мне подскакивает одна нари в богатом и пышном платье. Она кричит:
— Лилиана!
И тут же предо мной нерешительно замирает.
— Кто вы? — тихо, с тоскою говорит мне.
— Лия, — коротко отвечаю ей.
— Вы не Лилиана, — уверенно замечает незнакомка.
Нари Бидриж ее прерывает:
— Пенни, ну что же такое ты говоришь, — повелительно произносит. — Это кузина Таррума, та самая Лилиана. Недоверием своим ты обижаешь ее. Вот скажи, — Асия спрашивает, — давно ли вы в последний раз виделись?
Девушка хмурится.
— Мне было лет десять… — с сомнением она говорит. — Но, — замечает. — Слишком уж она изменилась. Да и Лилиана разговаривать не могла…
Асия злится и гневно Пенни ругает:
— То было давно. Твоя Лили выросла. Да долго она не могла говорить, но потом языку разумела. Повзрослела и прошел ее страшный недуг… Ты не знала? — с горчащим ядом укоряет ее.
Бидриж уверенно стоит на своем, защищая меня перед Пенни. Хотя о странной болезни кузины Ларре, узнала впервые. Впрочем, Таррум мне говорил, что об этом никто не ведал — позор в его семье скрывали. Только мне с девушкой, с Лили лично знакомой, увидеться повезло…
Цепким, что стервятница взглядом, одна леди оглядывает меня. В ее крученой прическе серебрятся седые нити, а кожа вся в следах прожитых лет.