— И как же в этом нелегком деле я могу вам помочь? — задаю ей вопрос.
Она с мольбою глядит на меня:
— Его выиграл Ларре.
Я удивленно гляжу нее:
— Вот как! И что же Таррум помочь жене друга не может? — равнодушно у нее узнаю.
Она старается — вся будто трепещет. Хороша ее странная, мастерская игра.
— Я просила, — она сокрушается. — Но он отказал — у самого сейчас проблемы с деньгами. После войны империя вся обнищала… А мой муж к другу с мольбой не пошел. Сказал, что карточный долг — дело мужской чести, не моего ума дело.
Она замолкает. Потом продолжает:
— Понимаете, этот кулон для меня очень дорог. Прошу вас, умоляю! — жарко произносит она. — Помогите! Вы Ларре — кузина. А родни не столь много у норта. В ваших силах на него повлиять.
Я смеюсь горько и грустно:
— Вы ошибаетесь.
— Пусть так, — она признает и затем с осторожностью намекает мне. — Но у вас есть доступ к его вещам… — потом вскрикивает. — О нет, то, чего я прошу, до чего недостойно!
— Хотите, чтобы я передала вам эту вещь? Без ведома Таррума? — уточняю.
Она смотрит на меня, и в ее глазах нет ни единой застывшей слезинки. Сухи они и холодны. Один трезвый и смелый расчет. Собравшись с духом, нари мои слова подтверждает.
И я знаю, понимаю, что нари Бидриж до мелких мелочей продумала заранее все, подгадала и нашла подходящий момент. Одно необычным мне кажется: почему любовника, ночи с которым любила проводить, сама не попросит? А Асия мне все обещает:
— Вы не подумайте, — говорит, — для вас я все сделаю. Деньги найду.
Задумчиво гляжу на нее:
— Ваши монеты мне не нужны, — также расчетливо, надеясь на выгоду, я ей отвечаю.
* * *
Оставшись одна, нари Бидриж достает бумагу из дубового секретера. Шелестеть она начинает белыми, чистыми листами и принимается срочное письмо тут же строчить. Водит пером, заточенным остро, и убористо пишет:
«У.,
Сделала все, как Вы просили. Похоже, что Ваша затея удалась.
А.Б.»
Затем Асия подзывает слугу. Не говоря ничего, протягивает ему в руки конверт. Тот кивает и покидает ее.
И послание вовремя достигает опасного адресата.
3. Лиес
Шла она со страхом, воровато оглядываясь назад. Прижимала к груди горячий сверток. У самой сил не было, но ступала вперед, дальше. А шаги были тяжелыми, грузными. И все чувствовала, как по ее ногам течет густая и теплая кровь.
А в лесу выли волки. Со страхом она смотрела на грозные силуэты деревьев, что на ветру покачивались и своими ветвями угрожая размахивали. По ее спине от боязни обильно лился пот. Шарахалась женщина от каждой едва мерещащейся, трепещущей тени. А сама богам всем молилась. Хоть бы волков в чаще не встретить! Хоть бы не столкнуться с дикими детьми этого леса.
Деревня же осталась далеко позади. Повезло — ее там никто не заметил. Не услышал, как она мычала, страшась вскрикнуть, мучаясь от нелегких потуг. Но ее ребеночек на счастье легко вышел, быстро. Седьмой. Крепенький мальчик…
Его завернула в свой старый платок и вышила немудрое имя простыми и крупными стежками. Азарий. Как прадеда звали. «Светом озаренный» — означало оно … Ну и пусть, что ее дитятко погибнет с самым первым лучом, ни дня прожить не сможет в страшном лесу. Зато его имя светло, будто ясный весенний день.
Не нареченные, как в народе ходила молва, дети к своим матерям потом возвращались. По ночам своих родительниц звали, прося их назвать, а потом того ужаснее наяву приходили. И там уж и к себе, за чертог, забирали…
Она остановилась и положила дитятко на ковер из мягкого болотного мха. А мальчик молчал, лишь голубые глазенки распахивал. И смотрел так пронзительно, что боялась в иной раз мать взглянуть на свое чадо. Сама не призналась бы она ни за что, как стыдно ей пред ним было.
Сперва ведь даже она решила, что плод из нее мертвым вышел. Не кричал, не плакал, на свет появляясь. Спокойный, смирной… Обрадовалась было, что проблема сама разрешилась. Но от беды не уйти никогда.
И вот положила его на студеную землю. Сама не нашла сил жизнь погубить, в колдовской лес притащила мать младенца. Седьмой ее отпрыск. А всех не прокормишь.
Так и ушла. Но в сердце тяжесть лежала.
Прошло время. Мерз младенец в тонком платке, но кричать не пытался. Ни звука, даже самого тихого, он не издал.
А волки выли и выли громко, все ближе. Пока совсем рядом они не показались. Ребенка почуяли, ветер донес до них запах.
Вперед вышел матерый. Склонил страшную морду, клыки показал. Порычал тихо и на других, что с ним были, волков он полаял. Обнюхал зверь живую находку. Прислушался. А маленькое сердце ребенка гулко, словно птичка в силках, билось в груди.
Волк его лицо осторожно лизнул шершавым языком. Теплый. Затем на зуб тонкий платок попробовал. Выдержит ли? Крепкий… Ухватился за сверток, аккуратно держа. И понес. Проклиная извечных врагов, что и своих детей не жалеют…
Волчица его, почуяв, ждала. Носом, унюхав, водила. Приняла хрупкую ношу волка. Затем также, как своих прибылых, вскормила младенца ценным молоком.
Ночь ребенок, своей матерью не желанный, пережил. Да и день за ним — тоже. Так и жили они дальше. Волки в логове, где вместе с пушистыми щенками находилось человечье забытое чадо.
Азарий рос, приласканный стаей. Делил игры с волчатами. И у лютых зверей, что его приютили, он принял дикие повадки.
Однажды пришли охотники в лес и напали на волчье логово. А вместе с щенками, испуганно сторонящимися их, обнаружили скулящего также ребенка. От людей, не знакомых ему, подкидыш прятаться думал, но его на уловке поймали.
А волчица вышла вперед, рыча, своих детей защищала. И чужого сына, который сумел стать родным, она тоже закрывала спиной. Но охотники направили на нее самострел и запустили болт в ее шею.
Ребенка же, покинутого родной матерью, решили забрать с собой. Ну и что, коль люди чужих детей не берут — своих ртов достаточно. Но только немыслимо отдать себе подобного на воспитание дикому волку.
А мальчик страшно дичился людей, рвался из цепких рук, кусаясь. По-волчьи скулил и все пытался подойти к мертвой волчице. Его, крепко держа, потащили с собой в ближайшею деревню.
Там жители тут же вспомнили, как некогда одна женщина понесла седьмого ребенка и тот, по ее рассказам, не встретил ярко-алый рассвет. Она же на дитя свое посмотрела с ужасом, будто тот, воскреснув, ее посетил.
На мать накинулись все люди, и мальчика ей назад к себе пришлось забрать в дом. Там он дальше и рос.
Азарий стал крепким, возмужал, но людей по-прежнему обходил стороной. Его тянуло в лес и порою ему хотелось выть с далекими волками на округлую сияющую луну.
