— Убила! Еще одного…
Тут появляются остальные. Впереди них решительно, грозно идет Таррум. Его голос раскатисто звенит по коридору:
— Что здесь происходит?
А после он видит тело убитого. Как и Инне, тут же переводит взгляд на меня. Только в его дымчато-серых глазах проносится не ярость — усталость.
Все они негласно винят меня в происшествии с немым мужчиной. А я убийцу не знаю, но что с событиями недавними связана коварная смерть, догадаться нетрудно.
Но кому Ларре помешал так же, как и мне, я не ведаю.
— Убирайся, — равнодушно он мне приказывает. — Дальше иди туда, куда держала свой путь.
Я поворачиваюсь спиной к ним и слышу знакомый голос:
— Но как же, норт?! — гневно возмущается Инне. — Так просто ее отпустите?
— Да, — доносится до меня ответ Ларре. — Отпущу. Я знал, на что шел, когда забирал ее из Айсбенга. И к такому исходу я был готов. Но сейчас все же она не повинна. Нужно найти настоящего преступника, совершившего убийство в моем доме.
— Почему вы уверены, норт, что это не она? — задает кто-то вопрос.
— Лия в это время спала, — сообщает Таррум. — И с этим довольно. Лучше подумайте, кто на самом деле мог всадить воину в сердце кинжал.
А я их покидаю. Но интересно мне, почему норт уверен, что не я Молчуна убивала? Или об этом остальным он соврал?..
* * *
Глаза ведьмы зелены, а лицо зачаровано так, что его и не вспомнить. Пахнет она пряно: зеленой весенней листвой и густым лесом. Волосы, золотисто-льняные, свободно спадают вниз по спине. Они не прикрыты ни простым платком, ни сеткой с камнями, не заплетены в толстые косы. Сама ягши сидит у камина, и горячие языки пламени лижут лаская ее босые ступни.
Сколь ни всматривается мужчина в нее, ничего, кроме ее изумрудных глаз не видит: вокруг все будто подернуто белесой дымкой и утоплено в колдовском мареве. Ведь мороки наводить — всякая ведьма искусная мастерица.
А ее голос звучит сродни нежному щебетанию птиц, дуновению прибрежного теплого ветра. Но сколь ни пытайся вспомнить эту песнь — не сможешь.
И, кажется, будто коснешься ягши — и она тут же растает, словно мираж в айвинской горячей пустыне: столь чарующей выглядит, ненастоящей. Походит на несбыточно-сладкий сон или на липкое наваждение.
Колдунья проводит ласково руками по его широкой груди и нашептывает на ухо слова, похожие на страшные заклинания. Мужчина внимает послушно ее речи. В один миг забывает и жену, нежно любимую, и малых детей, и любовницу, что прежде ночами ему грела постель. И все вокруг неважным становится, лишним.
А потом уходит эта таинственная женщина. Как и прежде, в воздухе она легко растворяется, исчезает, растаяв подобно льдинке. Кажется, будто и не было ягши, не приходила она. Только один тягучий запах после ее прихода остается, служа напоминанием. А пахнет всюду травой, согретой на солнце и теплым летним ливнем.
Наваждение с него спадает. И мужчина чувствует себя будто проснувшимся от колдовского сна.
— Да… — только и может он вымолвить.
Открывает окно, подставляя разгоряченное лицо студеному ветру. Снежинки, кружась, оседают на его протянутые руки и тают, соприкасаясь с жаркой кожей. А снег все идет, кутая ровным слоем блестящие крыши домов.
В покои входит немолодая служанка, принося ему ужин. Накрывает на стол, аккуратно расставляя серебреные столовые приборы. Как поздно она пришла…
Вдруг хозяин задает ей вопрос:
— Ты убирала травы, что приносила ведунья? — дотошно он допытывается до прислуги.
— Нет, сиятельный. Желаете, чтобы новых я принесла? Все помню я, она мне сказала … Полынь, крапива, ветви ивы, чертополох, зверобой, березовый цвет … — перечисляет служанка.
— Не стоит… Оставь меня, — приказывает Вингель Альвель. Его просьба немедленно выполняется.
Лорд берет в руки оставленные ведуньей растения и начинает их перебирать. А среди них, знакомых, что змея, таится неведомая гладкая ветвь. Сиятельный может поклясться — такой ведунья ему для защиты не приносила. И свежая… Словно сегодня ее срезали ножом. Гибка эта ветвь и красна, а на ней виднеются округлые, блестящие листья и белоснежные цветы…
Еще она кажется знакомой Альвелю. Где только он мог ее встретить?.. Но знахарем ему быть не нужно, чтобы понять — именно с помощью этого растения ведьма снова вошла в его дом. Альвель усмехается. А ведь прежде он отнесся с иронией к странной причуде жены защитить дом от злых пугающих духов. Считал лорд все ведовство ложным и лживым суеверием. Только вот оно как оказалось… Жаль, помочь все равно не сумело. Супруга не уберегла его от ведьминских, приставучих чар.
И лорд с нежностью кутает ветвь в клочок алого старого шелка. Ночь обещает ему быть тревожной…
* * *
В библиотеке Дарий усердно учит меня грамоте. В глазах у меня рябит от мелких строчек. А ведь его уроки длинные и сложные.
От айвинца сегодня веет странно тревожно. Его взгляд непривычно хмур и тяжел. И смотрит на меня так… пронизывающе. Словно дурная разгадка таится во мне. Затем он решается со мной заговорить:
— Вы говорили, будто не знаете, что с моим братом случилось.
— Да, — холодно отвечаю.
Дарий молчит, и тишина эта ранит меня острее кинжала. Она, словно ледяная стена между нами, повиснув, стоит.
— Ложь, — вдруг уверенно мне сообщает.
Это слово для меня, что тяжелый удар. Оно наотмашь бьет. Больно.
— Вы и Таррум что-то скрываете, — говорит Дарий. — Но мне все равно. Только знайте одно — я вам не верю.
И тут я понимаю, что именно меня весь вечер неустанно тревожило. Билась у меня в голове назойливая непонятная мысль.
Из кармана наставника выглядывает конверт, а пахнет он знакомо. Так привычно, что я не сразу заметила. Ильясом…
Но как же… Он жив?
Разве может такое быть? Ведь я сама слышала, как замерло его сердце и больше не билось. Как Таррум его погубил.
А Дарий между тем продолжает урок. Будто ничего не случилось. Но тщетно: мои мысли витают вдалеке от завитков человеческих букв.
Провожая, мужчина мне говорит:
— Ильяс просил передать: «Берегите себя».
И уходит. За ним грохоча закрывается дверь. Я остаюсь одна, среди толстых, не понятных мне книг. Лишь стеклянные глаза волчицы со стены зорко следят за мной, поселяя в сердце тревогу.
* * *
Вечером я дожидаюсь, пока на Аркану опустится тьма. На узкие улицы она густо ложится, непроглядно стелется. А высокое небо затягивает пелена черно-свинцовых туч. На нем не видно ни единой, даже слабо мерцающей блеклой звезды.
Поместье Таррума морит сон. Слышу храп из-за закрытых дверей и ночное сопенье. Пробираюсь одна по коридору, бесшумно и медленно двигаясь. Так аккуратно, что кажется, поджидаю, чтобы напасть.
