В комнате повисает тишина. По щекам Ольды бесшумно катятся соленые и горячие слезы.
— Что мне делать? — опустошенно спрашивает она у меня.
— Уходи от него, — горячо я советую. — Зачем тебе тот, кто приносит лишь боль и унижение? С кем невозможно разделить радость?
— Я не могу, — шепчет Ольда. — В империи мужчина имеет над женщиной полную власть. Мои дети… они… они… — она захлебывается в рыданиях.
Когда я была еще несмышленым переярком, одна волчица из моей стаи ушла к красноглазым. Сама. Ее умоляли, просили одуматься, но она была непреклонна. Так одурманил ее один матерый из стаи восточных берегов реки Эритры.
Первое время, когда мы встречали покинувшую нас волчицу, она была охвачена радостью, а ее глаза светились от счастья. Но потом… Ее взгляд потух. А затем мы перестали находить в лесу знакомые следы.
Она будто исчезла. Пока мы не нашли в снегу замерзшее тело. А пахло оно так… Родной запах.
Никто не знал, что с нашей волчицей случилось. Но те матерые, что хорошо ее знали, подозрения имели. И винили, страшно подумать, того, кто был ее парой.
Но я им не верила. Разве мыслимо такое? Чтобы волк… Так не бывает.
А вот многие люди в столь ужасном поступке не мыслят ничего дурного.
— Он отыграется на моих детях, — со страхом говорит Ольда.
— Забери их с собой, — предлагаю я.
— Нельзя, — мрачно она улыбается. — Любой их у меня сможет забрать и вернуть отцу. А меня никто не возьмет на работу… Для кобринцев женщина без мужа хуже пустого места будет, — она смолкает. — Ты не думай об этом. Я не должна… выносить сор из поместья.
— Ольда… — начинаю было я.
— Нет, не нужно, — пресекает она мои попытки еще поговорить.
Я беру в руки книгу, которую от Дария принесла Ольда. Из букваря вылетает сложенный пополам бледно-серый лист. Я поднимаю его с пола и раскрываю. И вижу вверху имя, которое некогда дал мне Ильяс. Выведенные три аккуратные буквы: «эла», «ину» и «яэ» — Лия. А дальше на эллойском языке, на котором говорят все на материке, написано послание. Мне? Я хмурюсь. Жаль, что дальше своего имени прочитать пока я не в силах.
— Прочитаешь мне? — прошу я женщину рядом.
Ольда соглашается и берет записку в руки.
— Лия, — зачитывает она. — Вы меня не знаете, но это не имеет значения. Поверьте, зла я вам не желаю. Скорее наоборот. Прошу вас, не теряйте голову. Ненависть — это яд, способный лишь на одно — убийство. Не верьте тому спасительному удовлетворению, которое она приносит. А вот любовь способна на многое. Даже уничтожить страшное заклинание, непоколебимо державшееся больше трех веков. Все в ваших силах. Но выбор за вами. Искренне ваш, Рогвор, — заканчивает Ольда. — Что это? — спрашивает она у меня.
— Я… не знаю, — отвечаю, чувствуя странное, обволакивающее меня смятение.
В передней гулко отбивают восемь часы. Шумят за стенами люди, завершающие дневные дела. Слышны повозки, снующие бесконечно снаружи, ржание запряженных в них лошадей.
А сердце в моей груди часто и сильно бьется. Так громко, что оглушает.
Заклятие… Кто ты Рогвор, что знаешь предания северных волков? Что понимаешь, кому о них стоит напомнить?
Даже я, волчица из Айсбенга, давно перестала полагаться на старые легенды, передающиеся от матерого к переярку…
Поздно.
Глава 14
В библиотеке мерно горят свечи, рассеивая в воздухе сладко-медовый запах. В комнате стоит тишина, лишь потрескивают поленья в камине и раздается скрип гусиного пера.
— Что за слово я написал? — назидательно спрашивает у меня Дарий.
— Коб-вин… Нет, Коб-рин, — медленно, по слогам я читаю.
— Правильно, — хвалит меня брат Ильяса. — А это? — выводит он на бумаге новое.
— Айс… Айс-бенг, — произношу я.
— Молодец, — довольно произносит он, дальше строча.
Айвинец, узнав о моей лжи, занятий со мной не бросает. Так же старательно учит меня грамоте, указывая на мои ошибки и хваля за успехи. Но моей дружбы больше не ищет. И меня это не беспокоит. Ни капельки. Совсем.
Вот только когда он хмурится, у меня на сердце отчего-то неспокойно, тревожно…
— Сейчас вернусь, — говорит Дарий и уходит.
Я провожу пальцем по витражу с волчицей, обрисовывая контур неведомой метки.
Таких полным-полно в холодном Айсбенге. Высеченных на каменных скалах рядом с Северным морем и кровоточащих, словно застарелые раны. Рубцы, служащие напоминаньем о том, что забыто. Я закрываю глаза, вспоминая.
Говорят, они лежат на нашей земле не один век. И легенды гласят, что их оставила валькирия: Гондукк обрекла Айсбенг на вечное ледяное проклятье, когда ее чувства отверг возлюбленный волк — Хейльден.
Но я этим историям не верю. Слишком уверена я, что они возникли гораздо позже того, как холод пришел на наш полуостров и поглотил его целиком, безвозвратно.
Айсбенг — наш ледяной склеп. И тут уж ничего не поделаешь…
Я касаюсь древних книг на полках и думаю, что некоторые из них могут быть написаны раньше, чем на мою родную землю навлекли губительные несчастья. И бумага в них цела лишь только потому, что в старинные рукописи было вложено немало силы.
Если закрыть глаза, можно ощутить их свет. А в современных книгах нет ни искорки священного колдовства. Инквизиция и тут постаралась… Если бы фасции знали о немыслимых сокровищах, таящихся в поместье Таррума, их всех, не колеблясь, бы уничтожили.
Мое внимание привлекает книга, горящая ярче остальных, что путеводная звезда среди вечного мрака. Она стоит на самом дальнем стеллаже, притаившись в неприметном углу. Не задумываясь, я подхожу к ней и пытаюсь достать. И ошеломление настигает меня.
Она новая. Написана в этом веке, а не раньше. И стоит мне опустить веки, горит немыслимо слепяще.
Вдруг я понимаю: вижу свет не самой книги, а того, что в ней. Раскрываю толстый талмуд и между страниц нахожу спрятанный, пожелтевший по краям, исписанный лист цвета моржовой кости.
Который старше всего, что находится в поместье Ларре, и, возможно, того, что только может быть в Аркане.
Мне нужно немало времени, чтобы разобрать все то, что написано на бумаге, но одно слово на ней сразу привлекает мой взгляд.
Еще бы! Его ведь совсем недавно выводил гусиным пером Дарий. Короткое. Родное. Знакомое.
Волки.
Слышу скрип отворяемой двери и быстро прячу листок среди складок своего платья. А уже не представляющую для меня интереса книгу ставлю на место.
— Если будешь достаточно усердно заниматься, сможешь скоро сама перечитать всю библиотеку Таррума, — обещает учитель. Но я в это не верю. Не собираюсь оставаться в столичном поместье Ларре так долго.
