Человек пропускает меня вперед, а сам несется следом. Мы оказываемся во внутреннем дворе столичного дома Таррума.
Мужчина опережает меня и проносится через стражу, выходя в город.
— Лия, ну что вы замерли? — торопит он меня. — Быстрее!
Я нерешительно застываю перед каменной стеной, ограждающей поместье от остальной Арканы, и, наконец, бегу вперед. Стража Таррума, находящаяся у входа, смотрит на меня лишь деланно-равнодушно, но я чувствую сквозящее от них приторно-едкое любопытство. Их взгляды жгут мне спину. Я успеваю подумать, что часть прислуги удалось-таки подкупить…
А у входа стоит неприметная повозка. На ней нет ни гербов благородных, ни слепяще-золотых богатых узоров. И рядом я ощущаю приторно-сладкий, цветочный знакомый запах…
Мужчина, одетый в ношеное платье слуги, распахивает мне дверь, и я сажусь внутрь.
Ну, здравствуй, Асия…
Повозка тут же трогается.
* * *
Лицо Асии Бидриж скрывает тонкая, что паутинка, гридеперлевая
[4] вуаль, а мягкие жемчужные перчатки плотно обтягивают сложенные на коленях тонкие руки.
— Теперь в моде серый? — задаю я вопрос, глядя на ее платье чистого пепельного цвета. Оно не отливает вкраплениями других тонов — признак того, что это не другой, более насыщенный цвет. Ведь волку, рожденному среди сумерек, не различить ярких красок.
Губы нари трогает легкая улыбка:
— Но не серость, — с иронией отвечает она. Женщина окидывает меня беглым взглядом, задерживаясь на ране, оставшейся на плече после пущенного в меня болта. Под ее взглядом рука начинает снова саднить. Я морщусь.
— Надеюсь, все прошло успешно? — интересуется жена Лени, друга Ларре Таррума.
Я позволяю себе ухмыльнуться:
— А если нет, высадите меня? — зачем-то спрашиваю.
На ее лицо падает тень. Голос Асии не выдает ни единого чувства и цветом оказывается под стать надетому на нее сегодня платью.
— Тогда я буду вынуждена отвести вас назад, — произносит нари Бидриж, но я почему-то ей не верю. Меня по-прежнему не покидает ощущение в этой женщине лживой фальши.
Любовница Ларре теряет терпение:
— Кулон с вами? — уточняет она у меня.
— Да, — наконец, я признаюсь.
— Чудесно, — отмечает Асия, пытаясь изобразить радость, и протягивает ко мне руку.
— Нет, — подражая людям, машу я головой — движение, совсем не свойственное волку. — Отдам, когда покинем Аркану, — обещаю я.
Женщина недовольно поджимает губы и, передергивая плечами, просит меня:
— Тогда хотя бы покажите.
Я распахиваю душаще-узкий ворот платья, обнажая шею и плечи так, чтобы был виден переливчатый мутно-белый камень.
— Достаточно. Спасибо, — благодарит Асия, но я чувствую, что напряжение не покидает ее. Как положено благородной, она сидит, гордо выпрямив спину, но при этом в осанке собеседницы ощущается тревога.
— Долго едем, — вдруг замечаю я.
— Да, — рассеянно отвечает нари, задумчиво глядя сквозь меня. — По вечерам много повозок бывает, — поясняет она и затем резко приказывает, заметив, что я пытаюсь отодвинуть занавеску с окна. — Не нужно. Вас могут заметить.
Я щурю глаза и вижу, что ей не по себе от моего пристального взора, хотя лицо женщины не дрогнуло ни разу. Затем, наперекор ей, я открываю окно. Полумрак повозки озаряется кипенным лунным светом.
Ладони жены норта Бидриж все влажные. Я чувствую тонкий запах ее нервного пота. И эта тревожность передается мне. Разве она не должна радоваться тому, что заполучила дорогой ей кулон?
— Мы успеем до закрытия ворот? — задаю ей вопрос.
Я ловлю в ее голосе странное облегчение. Почему? Почему Асия ощущает его? А потом понимаю — потому что я сама подняла скользкую тему.
— Нет, — качает она головой. — Вы переночуете в моем доме и покинете Аркану завтра.
— Мы так не договаривались, — зло бросаю ей.
Нари Бидриж улыбается обманчиво мягко:
— Не переживайте. Вам не о чем беспокоиться.
Это меня и тревожит…
— А ваш муж уехал на границу с Бергом вместе с Ларре? — интересуюсь я.
— Да, — кивает женщина, не стремясь продолжить со мной разговор.
Мы едем в тишине. Слышен лишь шум стучащих по мостовой колес. Как вдруг неожиданно я ощущаю едкий, подобный кислоте, панический страх. Он, жаля, продирается по моему позвоночнику и обволакивает меня густым туманом.
— Остановите повозку! — громко кричу.
Асия переводит на меня взгляд и кажущимся спокойным голосом произносит:
— Не тревожьтесь, — мягко просит меня. А сама ведь ждала, что я так отреагирую. Ждала и боялась…
— Остановите, — рычу я совсем по-звериному.
А страх все нарастает. Непривычное, неприятное чувство. Когда оно еще раз так овладевало мной? И тут я вспоминаю. Фасций.
Чутье зверя не подведет. Рядом инквизитор. И не один, их много.
Повозка останавливается. Асия Бидриж смотрит на меня прямо, в упор и, уже не таясь, приказывает:
— Кулон! — жестко велит она.
Я ненавистно смотрю на нее:
— Снимете его с моего тела, — яростно говорю ей, скаля зубы.
— Договорились, — вдруг хладнокровно улыбается нари.
В тот же миг двери распахиваются. В повозку непрошеным гостем врывается яркий лунный свет. И я вижу людей, не имеющих запаха, но которых мне удалось недавно почувствовать. Они стоят замерев, словно ледяные скульптуры. Не шелохнутся. Даром, что в поверьях, старых сказках их зовут мертвыми…
Все-таки это была западня.
Я резко достаю из голенища сапога кухонный нож, что стащила в поместье Ларре Таррума. На серебряной стали все еще виднеются следы крови Инне, и я ощущаю его запах.
Не дамся! Живой не дамся…
И, разворачиваясь, вонзаю его в тело прекрасной нари. Той самой, что дала пред всеми богами клятву верности своему мужу Лени. Той, что находила утешение в объятьях Ларре. И, наконец, той, что сама вонзила нож мне в спину.
Лживая тварь.
Служащая серому гнету кобринской инквизиции. Даром, что платье Асия надела того же безликого цвета.
Она издает стон и удивленно смотрит на меня. Затем переводит взгляд на нож, торчащий из ее груди. Глаза нари широко и испуганно распахнуты. Кровь окрашивает ее светлое платье в чернильно-черный цвет.
Фасций с бельмом на левом глазу улыбается, но на его лице я не вижу ни радости победы, ни горечи от того, что я нанесла вред благородной, служащей карателям женщине. Лишь холод… Мертвецкий холод.
