Ворон играет со мной, позволяя сперва насладиться победой. Ему ничего не стоит повалить меня прямо сейчас, но лишь гордыня удерживает его. Он упивается моей слабостью. Чужое поражение, как запах крови, распыляет и будоражит его дух.
Противник крепко сбит и проворен, а его шкура толста. Ему мои укусы нипочём. Я выдыхаюсь. Из глотки вырывается пар. Мышцы горят, а двигать отяжелевшие от усталости лапы становится всё сложнее и сложнее.
Волк забавляется: «Долго ждал тебя, даану».
Позади слышу скулёж. Одни бьются до последнего, другие — падают на землю, подставляя кверху брюхо и открывая шею, и склоняются перед превосходством противников. Многие признают нового вожака. Это злит меня сильнее, чем собственное бессилье. Я не могу защитить свою же стаю. Одна — я никто.
Я нападаю. Тяжело прыгаю вперёд, неповоротливо наступая. Под лапами предательски хрустит снег. Молюсь всем богам сразу, но какое им до нас дело?
Вьюга застилает глаза. Ледяной воздух разъедает лёгкие. Но Ворон, в отличие от меня, двигается слишком быстро, будто пурга ему нипочём. Он стремительно подступает, готовый равнодушно меня порвать. Кажется, что его холодная кровь сделана изо льда.
Я подскакиваю, безуспешно пытаясь сразить врага, а затем кубарем падаю, чтобы увернуться от его лап. Закрываю горло. Ничто не может заставить меня отвлечься. Или нет?
Ветер доносит запах. Смолисто-мускусный, тягучий и резкий. Вроде знакомый, но сильнее в разы, чем даже тогда, когда я чувствовала его в последний раз. Мужская кожа пахла куда тише и мягче. Этот дух, родной и крепкий, наполняет меня искренней верой.
Ворон же чужого присутствия словно не замечает, но я вижу, что ему надоедают игры. Прекращая потасовку, он валит меня на землю, и от внезапного удара в ушах раздаётся звон. Дон рычит и будто мерзко усмехается: «Ты моя, даану. Ты моя…»
Он хочет, чтобы я признала своё пораженье. Но я не могу так — низко, подло. Я привыкла побеждать. Кровь гордецов тоже течёт по моим жилам. Я не желаю ложиться перед ним, открывать брюхо. Его морда склоняется надо мной. Я вижу клыки, белым пламенем горящие в лунном свете. Он давит меня, наслаждаясь чужим бессилием, и я, униженная и прижатая, не могу приподняться, но не желаю открывать шею врагу. Напряжённо верчусь. «Никогда!» — кричу ему.
Удар.
Чёрная тень отбрасывает от меня волка. Не сразу понимаю, что тело никто больше не удерживает. Я поворачиваюсь и замечаю рядом бешеную возню. Рычание похоже на скрипящий хруст снега. Тени кружатся друг вокруг друга, так быстро, что нельзя ничего разглядеть. Они смешиваются для меня в один рычащий клубок, сгусток из шерсти — искристо-белой и тёмной с рыжими искорками.
Я не верю своим глазам. Я отказываюсь слышать. Я не могу дышать.
Ларре Таррум.
Мой враг. Или я должна добавить «бывший»?
Волк.
Воздух пахнет надеждой. Я вожу носом, втягивая запах и смакуя его. Яркий, манящий… Может быть, боги не столь равнодушны, как я прежде думала. Может быть.
Ворон уходит, а затем нападает снова. Ларре крепок и силён, а противник измотан битвой. Они яростно дерутся до крови, до смерти. Никто не отступит. Цена — жизнь и стая. Хочу помочь, но я обязана лишь наблюдать. Моя битва прошла. Теперь пришло время новой, и мне в ней нет места. Матёрые должны сами всё решить, без моего участия и подмоги. Лишь тогда никто не посмеет оспорить победу одного из них. Так честно, так правильно, и обидно до нельзя.
Ларре уверенно бьёт и не даёт шанса напасть на себя в ответ. Он ловко уходит от чужих когтей и клыков, и те его даже не задевают. Его рычание сливается с моим — гневным и неистовым. Глаза дико сверкают. В них пляшет смерть. Жар дыхания ловится даже отсюда. Ворон достаточно подчинял стаю. Я слишком ненавижу его и слишком люблю своих волков, чтобы позволить ему отступить.
Прежний дон тоже не желает сдаваться. Он устал, но за его широкими плечами скрывается не одна побеждённая битва, а за другим волком — их мало. В нашей шкуре Ларре успел пробыть недолго, и красноглазый умело пользуется этим, пытаясь дождаться досадной ошибки.
Сердце точно стучит за двоих. Я волнуюсь и напряжена, держусь натянутой тетивой. Переживаю не только за стаю — за Ларре. Кто посмеет отнять его у меня, когда нежданно-негаданно сбылось самое заветное желание? Когда я обрела его, не надеясь повидать в этой жизни снова?
Ворон надеется измотать молодую выскочку, как меня. Пока не выходит. В противнике так много подкреплённых магией сил. Даром, что даже с каплей волчьего духа в крови он сумел обрасти шерстью. Никто не мог представить, что подобное возможно.
Мой волк делает рывок, но Ворон умело изворачивается и задевает бок врага. Из пасти невольно вырывается воинственный рык. Но удар будто по мне проходится, а не по нему: Ларре словно не замечает раны. Он забывает о боли и дерёт противника с прежней неунывающей прытью.
Столь норовистых бойцов, выскочек, не знавших сражений, Ворон всегда прижимал одним лишь щелчком зубов, но сейчас ему это не удаётся. Волк в тёмной шкуре настырно бьёт снова и снова, и каждая новая атака совершенно не похожа на предыдущую. Красноглазый явно не знает, чего от него ждать, но пока справляется. Приёмы северного вожака просты и стары, но Ларре ничего о них не слышал. Он сражается на одних инстинктах и силе. Мой волк бьёт вслепую, и противник только с жадным терпением ждёт, когда он промахнётся.
Колдовство вокруг чёрной шерсти витает плащом. Воздух горит им. Обращённый словно не замечает его, но владыку северных земель оно настырно кусает за нос. Ненасытное, крепкое… Оно будто приходит из вне.
Ворон оступается. Ларре тут же набрасывается на него, пользуясь моментом. Челюсти целятся в горло, но соскальзывают и ухватывают лишь за бок. Резко, дон уворачивается, не давая себя схватить. Врагу удаётся ускользнуть невредимым. Разочарование оседает комом в горле. Я нетерпеливо наблюдаю, подгоняя хвостом Ларре и прося его снова напасть. Приспешники красноглазого довольно скалятся, радуясь неудаче чужака, но тоже не касаются двух мельтешащих зверей. Мы не в праве вмешиваться в их поединок.
Ворон вымотан, но всё ещё крепко держится на лапах. Ларре кружит вокруг него, выжидая и дразня, но крепко цапнуть никак не удаётся. Противник же нападает исподтишка, хотя не причиняет особой боли, вопреки желанию побыстрее закончить схватку. Только и слышится недовольное клацанье зубов. Красноглазый начинает терять выдержку.
Мой волк собран и готов держать удар, обороняясь хоть и неумело, но инстинктивно точно. В глазах противника мелькает досадная злость. Чужаку удаётся вывести того из себя. Тёмный волк никак не желает пасть, а наоборот раз за разом нападая, распыляется всё сильнее, будто не уставая.
Ворон снова подступает. Шаги из наигранно-ленивых превращаются в рваные, поспешные и грубые. В глазах стоит пелена. Теперь не снег, а ярость застилает дону взор. Вся стая видит его слепоту. Поддаться наваждению — самая страшная ошибка.
