
Онлайн книга «Сад нашей памяти»
– У старых мест накапливается много непростого прошлого. – Вы говорили, этот зимний сад построил ваш дедушка для вашей бабушки? – Да, он был возведен на исходе лета 1941 года. Дедушка написал тогда своему управляющему, приложив к письму эскиз оранжереи наподобие той, что он видел в Лондоне, когда проходил там медицинскую стажировку. И велел управляющему немедленно эту оранжерею возвести. Когда в ноябре 1941-го он вернулся домой с молодой женой, то преподнес ей зимний сад в качестве свадебного подарка. – Вот это любовь! – Наверное, да. – И долго продлился их брак? – Сорок семь лет. Дедушка умер в 1989-м. Таймер на духовке запищал, и Элайна, надев кухонные рукавицы, вытянула оттуда один за другим два пышащих ароматным паром противня. На одном оказался белый хлеб, на другом – булочки с корицей. – Маргарет с вечера проинструктировала меня поставить их в духовку в семь утра. Я просто подумала, что вы или кто-то из бригады работников проголодаетесь. Здесь еще есть кофе. Так что угощайтесь, пожалуйста. Либби поднялась из-за стола и наполнила себе кружку, очень надеясь, что этой порцией не переберет свою утреннюю дозу кофеина. Стоя рядом с Элайной, она заметила у той на тыльной стороне запястья темные тугие вены, а также еле видную отметину после недавней капельницы. Элайна подала Либби тарелку с румяными завитками и столовые приборы, себе же достала из холодильника имбирный эль. – А вы есть не будете? – спросила Либби. – Я не любитель завтракать. Либби разрезала влажную, истекающую клейким сиропом булочку, наколола кусочек вилкой, отправила в рот. И чуть не застонала от удовольствия. – Изумительно! – Это все у нас Маргарет. Ни дня нигде специально не училась – а готовит на уровне лучших профессионалов. В ярком утреннем свете Либби заметила, что волосы у Элайны местами сильно поредели. Она положила в рот еще кусочек сладкого завитка. Либби очень хотела задать Элайне еще вопрос, но не решилась. – Спрашивайте, не стесняйтесь, – молвила Элайна, словно прочитав ее мысли. Либби поднесла ко рту кофе, пытаясь скрыть удивление. – Что, простите? – Я заметила, как вы разглядываете мои руки. – Словно машинально, Элайна натянула на запястья рукава. – Простите. Не хотелось показаться бестактной. – Я нисколько не воспринимаю это как бестактность. Лишь как любопытство и беспокойство обо мне. – Во мне просто говорит сестринская подготовка, – объяснила Либби. – Я автоматически пытаюсь определить диагноз. И от этой привычки никак не избавиться. – У меня был рак груди, – сказала Элайна. – Третьей степени. Мне его диагностировали два года назад. Я сделала операцию и прошла два курса химиотерапии. Пока что, кажется, помогает. – А когда будете знать точно? – К концу июня. – Извините. – Ничего. – Элайна задумчиво постучала пальцем по запотевшей баночке эля. – Рак умеет быстро отсекать все ненужное. Если бы мне не пришлось от него лечиться, меня бы здесь, наверное, и не было. – Да, Коултон говорил, что вы два года назад наняли его и всерьез взялись за Вудмонт. – Я решила, что сумасшедший ритм жизни Вашингтона для меня будет чересчур. Лофтон с головой ушла в учебу в Школе права, и внезапно идея провести остаток жизни в шумном, забитом людьми городе показалась мне бессмысленной. Впрочем, я по-прежнему лишь часть недели провожу здесь. К тому же я вовсе не уверена, что Тед когда-нибудь сможет жить вдали от города. Но я стараюсь здесь бывать как можно больше времени. – В субботу я его не видела. – Он готовится к суду. Решил сделать себе следующие выходные подлиннее и приедет завтра. – А вы давно с ним женаты? – В августе будет тридцать лет. Мы планируем закатить здесь, в Вудмонте, большую вечеринку. Считайте себя среди приглашенных. – Очень любезно с вашей стороны. – Я от всего сердца. Вы мне очень нравитесь, и для меня будет честью видеть вас среди гостей. Ожидается настоящее празднество. – Спасибо. В подарок я сделаю вам фотографии с юбилея. Элайна отпила немного эля из баночки. – Никакой неожиданности для меня в этом, конечно, не должно было быть. Я о раке. Он был у моей матери, и она с ним справилась. И если бы она не погибла в автомобильной аварии, то до сих пор была бы жива. И бабушка моя тоже умерла от него. Помолчав немного, Либби сказала: – У моей матери в жизни не было каких-то физических хворей. Она страдала психическим расстройством. Хотя, разумеется, с точки зрения генов ни то ни другое не имеет ко мне никакого отношения. Меня ведь удочерили. – И вам всегда было известно то, что вы не родная дочь? – Нет, не всегда. Я это выяснила, когда мне было двенадцать. На большом семейном сборище мне поведал об этом двоюродный брат. Оглядываясь на прошлое, я никак не возьму в толк: как мои родители могли надеяться сохранить это в тайне в таком маленьком городке? – А вам что-нибудь известно о вашей родной семье? – Я знаю лишь, что родилась в Нью-Джерси и что родила меня мать-одиночка. У меня имеется скрепленное печатью свидетельство о рождении, однако, кроме этой, никак меня не идентифицирующей, информации от государства, я больше не располагаю ничем. – Либби поболтала кофе в кружке. – Возможно, если мне хватит духу однажды разобрать отцовский письменный стол, я что-то и найду о своем прошлом. – Вы так еще туда и не заглянули? – У меня слишком много было перемен за последний год. Не уверена, что я морально готова к еще одной. – Но однажды это все-таки придется сделать. – Да, конечно же, придется. – Для человека очень важно отыскать свои корни. – Меня в этом деле больше всего интересует медицинская информация. У меня было три выкидыша. И было бы неплохо знать, не было ли у меня такого в роду. Хотя бы для душевного спокойствия. Да и вообще, хорошо бы такое знать заблаговременно. – Я глубоко сочувствую, что вам не удалось их выносить. Ее слова несли в себе искреннее сопереживание, и Либби это тронуло. Личное страдание помогает ближе прочувствовать чужое несчастье. – Спасибо, – ответила она. – А когда у вас это произошло? – Последний был почти два года назад. Я доносила уже до четырнадцатой недели. – Либби едва сдержалась, чтобы не поводить ладонями по животу в поисках слабеньких толчков изнутри. – Лофтон я выносила без малейших проблем. Но вот у моей бабушки Оливии в сороковых годах были несколько прервавшихся беременностей подряд. |