Онлайн книга «Война грязных искусств»
Под пальцами нагрелся металл портала. Теперь главное — не переборщить с нажимом. Я пропустил через кожу всего три единицы кодо. Потом ещё три. Тщательно вымеряя силу, я отдал серебряной глазури портала пятнадцать единиц. После чего взглядом охватил ряд кругляшей впереди и прикрыл глаза, чтобы полностью сосредоточиться на контроле материала. Через минуту я услышал благоговейный выдох Фила: — Вы тоже это видите, да?.. Он реально это делает? — Господи, да, — ответила ему Терри. — Почему об этом ничего не написано в «Исповеди о Пяти Грязных Искусствах»? — принялся сокрушаться Хинниган. — Ну почему? — Потому что не всё можно прочитать в книжках, — тут же отозвался Дарт. — Такое мог сделать только по-настоящему великий мастер мутаций, — сказала Джо. — Пусть даже такой дурной, — добавила Хлоя. — Теперь я уверен, что порталы сработают, — подытожил за всех Грегг. Когда материал под моей правой ладонью слегка вздрогнул, я потянул его на себя, поднялся и открыл глаза. Передо мной на уровне груди в воздухе замерла вереница серебристых кругляшей, связанных между собой толстыми нитями, как пуповинами. Восьмисотметровая змея из сумрачных порталов. Её конца даже не было видно — она скрывалась дальше, огибая западную стену. Моя правая рука держала крайний портал, будто за хвост этой самой змеи, и управляла ею с помощью кинетического эрга. А вот левая рука продолжала соприкасаться со стеной. Я приблизил ладони друг к другу, и серебристая вереница начала объединяться со стеной. Каменное полотно медленно и покорно вбирало в себя чужеродный материал, скрывая его в своей толще. На сращивание ушло около пятнадцати минут, и за всё это время никто не проронил больше ни слова. Замерев, все наблюдали за мутацией. Как только вся вереница порталов слилась с камнем и осталась лишь последняя заготовка — та, что я держал в правой руке — ко мне подошёл Фил. Он молча положил пальцы на край портала в моей ладони, будто хотел понять, как это — ощущать в себе настоящее кодо. Мальчишка не сводил глаз с места соприкосновения. Не сбрасывая его руку, я повёл ладонь дальше, к самой стене, и погрузил последний портал в мутировавший камень, специально оставив серебристый бок открытым, чтобы именно через него потом задействовать другие заготовки. Всё. Процесс мутации был завершён. Камень и серебро остыли. Фил убрал дрожащие пальцы от стены и поднял на меня глаза. В них стояли слёзы. Он проморгался и выдавил севшим голосом: — Теперь толщина точно полсантиметра, я проверил. За тобой же надо всё проверять, криворукий. Ты часть глазури на нити пустил, да? Вообще-то, я сразу догадался, но решил убедиться. — Фил посмотрел на стену. — Даже ничего не заметно. Как будто и нет никаких порталов. — Это для эффекта, — ответил я. — Может, для эффективности? — поправил меня Хинниган. — Нет, Клиф. Именно для эффекта. — Чтобы лэнсомских солдат пробрало от страха, когда сахиры появятся прямо из стены! — подмигнул мне Фил. Он верно понял мою задумку и улыбнулся, но его глаза остались пронзительно грустными. * * * Мы подъехали к воротам Ронстада на автокэбе, но внутрь на машине с гербом лэнсомских карателей въезжать не стали. В накалённой предвоенной обстановке это восприняли бы как чертовски дурную примету. Автокэб остался у раскуроченных железнодорожных рельсов. Именно по ним я когда-то впервые въезжал в Ронстад. От тех воспоминаний меня мгновенно пробрала дрожь. Казалось, это было так давно, тысячу лет назад. А ведь прошло всего-то полтора месяца. Я забрал из автокэба свои клинки, закинув ножны на спину, и шкатулку с Печатью. Мы подошли к воротам с первыми лучами солнца. Красноватое и жаркое, оно появилось из-за холмов за нашими спинами и окатило светом массивные полотна створ. По ним пронеслось дробное пощёлкивание — сработали запорные механизмы. По округе прокатилось эхо. И только сейчас я заметил, что ворота Ронстада украшены ковкой — величественным силуэтом буйвола. Точно такой же символ имелся на той самой Печати, что сейчас находилась у харпага с белой отметиной на лбу, и которую я когда-то упустил. Ворота со скрипом разомкнулись, деля фигуру буйвола надвое. В лицо пахнул ветер, смешавший ароматы пороха, свежесрубленной древесины и вихри каменной пыли. Уши сдавил монотонный шум: перезвон оружия, тарахтенье автокэбов, людской гомон, топот ног, хлопанье знамён и палантинов над палаточным лагерем, разбитым тут же, перед вторыми воротами. Они пропускали напрямую уже к вокзалу. Именно над этими воротами развивались военные знамёна двух армий. Справа — квадратное полотнище с золотистыми кистями и вышитой на тёмно-синем поле фигурой жёлтого буйвола. Слева — серый стяг с двумя клиньями и красным орнаментом по краям, а посередине украшенный изображением венка из виноградной лозы вокруг трёх перекрещенных мечей. У военного лагеря нас встречали патриции двух правящих кланов Ронстада: Лукас Орриван и Ли Сильвер. Оба адепта предстали в чёрных военных кителях с золотистыми нашивками и брюках (никогда не видел Сильвер в брюках). Рядом с патрициями Ронстада стоял ещё один патриций, только из Хэдшира — Леонель Скорпиус, облачённый в серую форму с красными парадными эполетами. Первым вперёд шагнул патриций Орриван. Даже издалека бросалось в глаза, как изменили его последние события. Лицо мужчины осунулось и потемнело, он будто постарел лет на десять и истощился. Я пошёл ему навстречу, за мной двинулись остальные. Только Грегг поспешил скрыться от лишних глаз и отправился прямиком в лагерь, к своим. Мы же продолжали идти. Никто не торопился, то ли всё ещё не веря в происходящее, то ли боясь показать чувства. Приблизившись, патриций Орриван оглядел каждого из нас и кивнул. На лице сына он не задержал взгляда. — Что ж, Теодор, — обратился ко мне патриций, — скажу честно, мы вас не ждали. Но благодарны вам за помощь, как и воинам Хэдшира. И только после этого он посмотрел на Дарта, пристально и многообещающе. — Сын. — Отец, — в той же манере ответил Дарт. Губы патриция дрогнули. Он поджал их, чтобы скрыть волнение. — О том, что ты помог Теодору Рингу покинуть Ронстад, мы ещё поговорим. Но я рад, что ты жив. Рад. Очень рад. — Я тоже рад, что я жив, — усмехнулся Дарт и протянул отцу ладонь для рукопожатия. — Привет, папуль. |