
Онлайн книга «Жена князя Луны»
![]() Некоторое время провели в молчании – горячая каша с мясом не способствовала разговору. Конечно, в течение дня у них были перекусы: и булочки с соком, и бутерброды. Но это все же не то, что ароматная и наваристая похлебка с ломтем свежего хлеба. – Оборотни хорошо владеют заклятьем стазиса? – заинтересовалась Каэль. – Или ты нес свежий хлеб с собой? – Стазис-артефакты, – пояснил Сайрен и встал, – время травяного взвара и волчьих сказок. – Ура, – мрачно ответила Арфель и подобрала корочкой хлеба остатки каши. – Я не могу больше съесть ни ложки, а голод остался. – Это потому что ты очень быстро ела, – улыбнулся целитель. – Чувство насыщения приходит не сразу. Потерпи минут двадцать, а там либо место под добавку появится, либо голод исчезнет. Травяной взвар оборотень разлил в толстостенные глиняные кружки, после чего уселся на ковер и, забавно скрестив ноги, глубокомысленно изрек: – Думаю, стоит поведать вам старую историю об Искрах. Об Искре Золотой, Серебряной и Зеленой. Выдержав паузу, Сайрен неторопливо начал рассказывать: – Золотая искра – это искра жизни. Жизни в самом прямом из всех прямых смыслов: она гонит кровь по венам, она заставляет тело двигаться. Серебряная искра – искра сердца. Если нет в оборотне серебряной искры, то он есть тварь бездушная и на любовь и сочувствие не способная. Зеленая искра – искра поиска. Поиска себя и своего места. И когда мы говорим погасить искру, мы чаще всего говорим о зеленой искре. Если постоянно дергать, доводить, унижать и оскорблять – останутся ли силы, чтобы искать себя? Останутся ли у пекаря силы печь хлеб, если каждый будет говорить ему, что его плюшки самые худшие плюшки на свете? Сайрен замолчал и сделал несколько глотков. Его слушатели замерли, пытаясь осознать волчью концепцию искр. – В целом понятно, – отмер Ричард. – Хотя хочу огорчить: кровь по телу гоняет сердце, да и с движением тела все тоже немного не по-волчьи. Зеленая искра – это, я так понимаю, интерес к жизни. Действительно, если сильно давить на человека, то он превратится в куклу. Будет есть, спать и просыпаться, но все это будет обусловлено лишь влиянием извне. Вы полагаете, что невеста, а впоследствии жена нид Энтана будет подводить к этому? Оборотень пожал широкими плечами и честно сказал: – Я не знаю. Но мне свойственно всегда предполагать худшее. Мы с Илуором сдружились на фоне этого – он всегда верил в лучше, а я в худшее. – И кто чаще оказывался прав? – с интересом спросила Арфель. – А поровну, – улыбнулся Сайрен. – Эти ваши три искры, – прищурилась Каэль. – И три белых волка, что приходили к нам, – они никак не связаны? – Вы видели охранителей? – оторопел тин Шторм. Арфель пожала плечами: – Я говорила с ними. А видели мы их… Раза три или четыре? Вздохнув, Каэль допила свой отвар и поставила чашку на ковер: – Давай считать. Впервые ты их увидела в лесу – это раз. Потом на берегу реки – это два. Потом из окна особняка Ричарда – это три. И ты говоришь, что общалась с ними, – четыре. – Один из них касался моего живота, – горько усмехнулась леди Льефф-Энтан. – Чувствую себя стручком гороха. – Кем? – поперхнулась Каэль. – Ты, когда горох лущишь, шкурки куда бросаешь? – вопросом на вопрос ответила травница. – Я его не лущу, – недоуменно отозвалась маг-практик, – но вообще, наверное, шкурки на компост. Куда они еще год… Ох, ну ты-то не шкурка. За границей света раздался шумный вздох. Это хран, не допущенный на ковер, привлекал к себе внимание. – Я пойду спать, – решила Арфель. – Я не знаю, кому верить, и окончательно запуталась. – Никому не верь, – зевнула Каэль и поправилась: – Мне верь и Ричарду верь. Больше никому не верь. – Так и придется, – кивнула травница. Сайрен проводил ее до шатра, но внутрь не зашел. Пожелал доброй ночи и вернулся к костру. Арфель же, войдя, была сильно удивлена: она ожидала увидеть что угодно, кроме полноценной кровати. – Действительно, уютно обустроенная поляна, – проворчала травница. Сон сморил ее мгновенно. Утянул в свои теплые, мягкие объятия, чтобы через полчаса вышвырнуть в реальность. – Мамочки, – с трудом выдохнула смущенная донельзя Арфель. – Лучше б не вспоминала. Стыд и разврат! Укладываясь обратно, в сбитую постель, она постановила никогда и никому не рассказывать о том, как прошла ее ночь с Илуором нид Энтаном. Потому что… Ну как такое расскажешь?! Нет-нет, пусть это будет только ее тайной. Тут она резко повернулась на другой бок. А волк-то тоже помнит! – Это все воздействие артефакта, – строго сказала себе Арфель и прижала ладони к горящим щекам. – Определенно. Бесстыдство-то какое! Второй раз уснуть было тяжело. Да тут еще и вздохнул кто-то, шумно и тоскливо. Арфель на мгновение замерла, не понимая, с чего вдруг подруга начала так тяжело сопеть. А через секунду травница с воплем подскочила – сонный мозг вспомнил, что Каэль спит в другом шатре. В шатре вспыхнул мягкий, щадящий глаза свет, и перед Арфель возник до крайности смущенный хран. Он скорчился у выхода – то ли пытался уйти, то ли там и сидел полночи. В любом случае сейчас он пытался казаться незаметным, но это у него плохо получалось. Сложно не заметить огромный меховой ком с отражающими свет глазами. – Тебе не стыдно? Кошмарик опустил морду и выразительно вздохнул. Даже морду лапой прикрыл. – Может, примешь человеческий облик? После этого вопроса хран превратился в соляной столб. И это окончательно подтвердило подозрения Арфель. – Превращайся, – строго произнесла она и подтянула одеяло. Ее ночное одеяние было простым и функциональным – мягкие штаны, рубашка и теплые носочки. Все-таки лес не то место, где можно позволить себе ночную рубашку. Мало ли придется срочно выдвигаться, а она вся из себя в прозрачном. – Я жду. Тяжелейший вздох разнесся по шатру, и хран резко увеличился в размерах. Он больше не был похож на волкособа. Перед Арфель оказался огромный матерый волк. Волчище. Оборотень, поправила сама себя травница, ибо в природе настолько крупных зверей не бывает. Не прокормят ноги волка такого феерического размера. – Теперь я понимаю, почему тебя выбрали князем Луны, – нервно хихикнув, выпалила леди Льефф-Энтан. – Размер имеет значение, да? По косматой шкуре оборотня пробежала рябь, и через секунду на полу оказался Илуор нид Энтан. Он был слегка бледен, растрепан и почти гол. Почти – потому что на нем все же были темные грубые штаны. – К чему этот театр? – спросила Арфель и поспешно отвела взгляд. Вид сильного, тренированного тела возвращал ее назад, в сон. Или, точнее, в ту ночь, когда она безостановочно скользила ладонями по гладкой горячей коже. |