Онлайн книга «Мама для Совенка»
Стерла кровь с куртки, на кофту махнула рукой и потопала в загадочный котел. Сначала они долго — этажей шесть — спускались по лестнице. С каждым пролетом воздух набухал сыростью, стены «плакали», на ступенях кое-где блестели лужицы воды, и все более ощутимым становился запах серы. Миновав последний пролет, оказались в вытянутом помещении, откуда несколько дверей вели в переодевальни, они же помывочные. Комнатки были разделены на две части, в одной наличествовали краны: верхний, нижний и углубление со сливом в каменном полу. В другой — застеленной деревянным полом — следовало переодеваться. На ноги предлагались деревянные шлепки размера эдак сорок пятого — лапы у принцев были внушительными. — Выбирай любую, — махнул рукой малыш, — повезло, мы здесь одни. — А что из этого здесь носят? — Юля с сомнением покосилась на одежду в руках. Идея с обнаженкой ее не привлекала. Это сейчас здесь никого, а потом всем внезапно понадобится принять банные процедуры. Совенок порылся в стопке, выудил две ночнушки. Одну — маленькую, вторую побольше. Ее и протянул Юле. Девушка помяла непривычную ткань — ни на что не похоже — и поспешила в комнатку. Грудь уже не чесалась — горела, и нестерпимо хотелось все с себя снять. Вторая дверь из помывочной вела в просторное помещение, чьи стены терялись в густых горячих клубах пара. В центре, куда Юля добралась почти на ощупь, возвышался сложенный из камней резервуар с водой. Он действительно напоминал котел, в котором плевалась, бурлила и поднималась к потолку паром вода, слегка пахнущая серой. — Ближе не подходи, может и брызнуть, — предупредил Совенок, нарисовываясь рядом. В ночнушке, с намокшими волосами, зарумянившимися щеками и приоткрытым от жара ртом он походил на девчонку. Юля вдохнула глубже, закашлялась, запах серы хоть и несильный, портил всю прелесть местной бани. — А есть мыло? С запахом? Или ароматное масло? — идея родилась сама собой. — Есть, — кивнул Совенок, — выйдешь обратно в зал. Последняя дверь — кладовая. Выбирай, что хочешь. Юля и не думала стесняться. От бадейки с жидким мылом, куда она добавила масло с ароматом, напоминающим мяту, его величество не обеднеет. Вышла спиной вперед, одной рукой закрывая дверь, второй придерживая бадью, и услышала шаги. Резко обернулась, опасно забалансировала в огромных сандалиях, бадья начала выскальзывать, и Юля успела подхватить ее в последний момент, а вот мыло спасти не удалось. — Ой! Зрелище стекающего по обнаженному торсу варвара жидкого мыла цвета морской волны собрало бы на тик-токе сотни восторженных отзывов. Объективно, там было на что посмотреть и даже потрогать, но все портил дурацкий аромат мяты. Вкупе с каменным выражением лица, на которое тоже, кстати, попало… Юля зажала рот рукой, сдерживая прорывающийся смех. Его высочество величественно стер каплю мыла со щеки, стряхнул на пол и вопросительно вздернул бровь. Все. Больше держаться не было сил. — П-п-простите, — выдавила, склоняя голову и пряча лицо. Хотя… что там прятать, когда смех, зараза, лез наружу, точно упрямое тесто из кастрюли. Обогнула одетого в легкие штаны варвара, спасаясь бегством. Ввалилась в котел. Рухнула на ближайшую лежанку из отполированного камня, уже не сдерживая хохот. — Не будет нам мыла, ха-ха. Я его, хрм, на твоего, ой, не могу, ну и рожа была, братца вылила. А он… такой, а-а-а, молча обтекает. — На Фильярга? — ахнул Совенок. — На него, родимого, — кивнула Юля, — целую бадью мыла. Еще и с мятой. Смеялся Аль потрясающе. Сначала задирался вверх кончик носа, растягивались в улыбке губы, на щеках появлялись очаровательные ямочки, в глазах загорались золотые искорки, потом смех начинал сотрясать тельце, даже брови и уши участвовали в веселье. И глядя на угорающего Совенка, смеяться хотелось еще больше. Мужчина постоял за дверью, ведущей в котел. Послушал доносящийся из-за нее хохот — детский и женский. Покачал головой. Эта женщина снова ставила его в тупик. Вместо того, чтобы пасть ниц и молить о прощении, она вздумала над ним смеяться! Нет, не смеяться, а самым натуральным образом ржать, точно он — шут, а не четвертый сын его величества. Стер мыло с груди, принюхался — воняло так, что глаза начинали слезиться и хотелось чихать. Ужасная, невозможная женщина. Развернулся и отправился под воду — смывать с себя следы безобразия. Если третий унюхает — не обойдется без подколок, а над ним сегодня и так на месяц вперед насмеялись. Не зря говорят — смех лечит. Отсмеявшись, Юля ощутила, как легче становится на душе, отступает призрак истерики и страх становится более взвешенным. А его высочество… Конечно, может и характер проявить, но вряд ли перейдет к военным действиям. Явно ему от нее что-то надо… Совенок в последний раз икнул от смеха, выдохнул и предложил: — А пойдем в Бездну? Мне туда одному запрещено, а с тобой можно. Хотелось спросить, а почему сразу не в ад, но, с другой стороны, в котле были, почему бы и в Бездну не наведаться, и Юля согласилась. Неприметная дверь вела в узкий коридор. Низкий потолок, пол, отполированный ногами, но все еще остающийся неровным, фосфоресцирующий мох на камнях, дающий бледно-лиловую иллюминацию. Складывалось впечатление, что проход вырублен прямо в горе. Идти молча по изгибающемуся проходу было не интересно, и Юля спросила: — Аль, а сколько у тебя братьев? — Первых? — уточнил Совенок. — Пять, но будет семь. Нас всегда восемь. Юля запнулась, прокляла шлепки, плюнула — сняла и пошла босиком. В коридоре было приятно прохладно, откуда-то тянуло свежестью, и после душного котла дышалось полной грудью. — Первые — это принцы? Продираться сквозь детский взгляд на иерархию чужого мира было непросто, но Юля не сдавалась. — Нет, — помотал головой Аль, — Первые — это столпы Шайрата. Деть явно повторял чужие слова, а вот понимал их — тот еще вопрос. Спрашивать было не удобно, но Юля не утерпела: — А если первой родится сестренка, тоже станет столпом? Аль даже остановился, воззрившись на нее в возмущении. — Первый — всегда мальчик, — и добавил задумчиво: — Хотя у седьмой мамы никак не получается. Какое-то время Юля переваривала услышанное и утопавшего вперед Совенка ей пришлось догонять. В целом логика прослеживалась. Вряд ли ее величество осилила бы такую нагрузку в одиночку, причем регулярно, из поколения в поколение. А так — требуется его величеству — интересно, у них король или император? — ровно восемь первенцев (если она правильно понимает значение «первых»), вот и заводит, бедолага, восемь жен, с каждой получая по мальчику. Восемь принцев, восемь мам и один папа… Какая-то извращенная арифметика. |