Книга Ее темное желание. Царство теней. Книга 1, страница 26 – Дженнифер Бенкау

Вика испуганно кашлянула, и даже Йеро выглядел озабоченным.

– Хозяин? – окликнул Аларик, и то, что его голос дрожал, усмиряло коварную, глубокую боль у меня внутри. – В вашем трактире угрожают человеку, хозяин.

Хозяин посмотрел на нас, замер на секунду, а потом пожал плечами.

– Если девчонка перережет тебе горло, ты это заслужил. – Он отвернулся, в то время как все остальные теперь смотрели на нас. Послышался скрежет стульев по деревянному полу – люди хотели получше разглядеть этот спектакль.

Кто-то рассмеялся. Я не стала – просто держала клинок в одной руке и пучок волос в другой. Что я здесь делала – и как я могла это сделать?

Ласса подтолкнула меня к тому, чтобы просто совершить то, чего хотела самая неразумная и самая страдающая часть меня. Это меня не оправдывало, но теперь я зашла слишком далеко, чтобы можно было вернуться. Чтобы мне хотелось вернуться. Я сама загнала себя в самый дальний угол этой отвратительной харчевни, и теперь оставалось идти только вперед.

– Еще раз, – прошептала я, чувствуя, как на поверхность поднимаются воспоминания, которые я уже три года безуспешно пыталась подавить. – Тебя послал князь эс-Ретнея?

– Нет.

– Зачем тебе тогда в Царство дэмов? И не пытайся снова морочить мне голову, Аларик. Не пытайся больше морочить мне голову.

Единственного раза, когда он это сделал, с избытком хватило мне на всю жизнь.

Когда я вошла в комнату, отец посмотрел в мою сторону. Он взглянул мне прямо в глаза, но я едва узнала его, и это окончательно разрушало надежду на то, что у него для меня хорошие новости. В последнее время наши отношения улучшились, стали почти безоблачными, и иногда, когда меня охватывало это чувство – только втайне, я никому об этом не рассказывала, – я осмеливалась надеяться, что однажды он простит мать и позволит ей вернуться в замок.

Но как только я увидела его лицо, всякие надежды на то, что это «однажды» может наступить сегодня, тут же увяли. Ладони вспотели, а во рту пересохло. Что-то было не так.

Он пригласил меня в комнату для переговоров, которая, по контрасту с огромным залом, расположенным рядом с ней, казалась почти скромной, хотя у каждого стула была мягкая бархатная обивка, а каждая матовая столешница была тщательно отполирована. Бумага для писем, перья и чернильница выглядели легким намеком на то, что здесь работают, а не отдыхают. Но я точно знала, что папа никогда не работал здесь над своими письмами и приказами – он занимался этим в маленьком кабинете, пристроенном к его спальне. Когда я была маленькой девочкой – его маленькой девочкой, – иногда он разрешал мне делать домашнюю работу за его столом, и это казалось мне большой честью.

– Рада видеть вас, отец, – я произнесла вежливое приветствие, преодолевая нехорошее предчувствие, от которого у меня сдавливало горло. Он помолчал, только его взгляд стал холодным, и я передумала подходить к нему ближе, просто осталась стоять. – Все… все в порядке?

Я заметила, как он сглотнул – это был признак того, что за гладким фасадом бурлили чувства, и от этого мое беспокойство становилось неизмеримо больше.

– Которое лето тебе уже исполнилось, Луилэйра?

Почему он меня об этом спрашивает? Он же знает ответ. Сердце заколотилось, и я ощутила, как под платьем на коже выступил холодный пот. Словно мое тело уже поняло, что здесь происходит, еще до того, как это уловил рассудок.

– Шестнадцатое, – сдавленно выговорила я.

Его губы изогнулись. Он ненавидел, когда я показывала слабость, так что я распрямила плечи и повторила, громко и отчетливо:

– Шестнадцать, отец.

– Итак, уже шестнадцать лет, – медленно произнес он, – я ращу в своем доме незаконнорожденную.

Что? Что он сейчас сказал? Мне не хватало воздуха в легких, чтобы спросить, как у него вообще могла появиться такая мысль.

– Папа, – только и произнесла я, запинаясь.

Он покачал головой:

– Больше не называй меня так. Ты не моя дочь. И никогда ей не была.

Почему он это говорит? Как ему такое в голову пришло? Я чувствовала себя так, будто меня ударили в лицо. Но я ничего не сделала?

– Кто это сказал, папа?

– Больше никогда не называй меня так, – тихо повторил он. – Мужчина, который высказал такое предположение, привел мне парня, воспользовавшегося твоей матерью как проституткой. Я не сомневаюсь в том, что он говорит правду.

– Но я…

– Молчать! Твоей матери никогда нельзя было доверять. Ты что, недостаточно взрослая, чтобы это понять? Ты что, ее не знаешь? Ты что, недостаточно хорошо знаешь меня, чтобы тебе стало ясно: я не стану терпеть ничейную дочь и уж точно не дам ей унаследовать свою фамилию?

По моему лицу скатилась слеза. Я торопливо вытерла ее, но он ее уже заметил. К тому же другие последовали за ней слишком быстро, чтобы их можно было скрыть.

– Я должен был об этом догадаться, – с презрением сказал он. – В тебе никогда не было силы, достойной немийца.

Только его грубые слова и заставляли меня держаться на ногах. Они напомнили мне о гордости, которой он меня научил, и лишь это не давало мне скорчиться на полу и заплакать.

– Я снисходителен, – произнес он, – и я оставлю тебе твое имя. Фамилию «эс-Ретнея» ты больше никогда не сможешь использовать. А теперь убирайся с глаз долой.

Мне пришлось напрячь каждую мышцу, чтобы не броситься вон из комнаты, а с достоинством кивнуть, а затем, сохраняя самообладание, развернуться и точно рассчитанными шагами направиться к двери. По какой-то причине дверь стала тяжелее, и я едва открыла ее.

Проходящие по коридорам люди смотрели на меня. Может, они уже знали? Может, мой отец – может, князь эс-Ретнея уже обо всем сообщил? Или это они уставились на мою деревенскую одежду, словно боялись, что блохи и вши перескочат с моих штанов на их длинные шелковые платья?

С высоко поднятой головой, упорно сдерживая слезы, я поспешила мимо них, отчаянно желая ощутить под подошвами своих сапог землю и траву, а не мягкие ковры, устилавшие коридоры замка. Я убеждала себя, что ничего не изменилось. Уже два года я жила в изгнании в низине. Туда князь отправил мою мать после того, как она созналась, что не любит его. Я до сегодняшнего дня не знала, был ли у нее кто-то другой, и если да, кто это, и был ли вообще этот мужчина еще жив или уже давно умер. Могло ли оказаться правдой, что у моей мамы был любовник, который… являлся моим отцом?

Князь не проявил сострадания и изгнал свою жену со двора, хотя из-за болезни увядания она не могла пройти и сотни шагов. Тогда я отправилась вместе с ней, хотя из-за этого мне пришлось бросить учебу, и это сильно задело его. И все же он сквозь слезы признал, что уважает мое решение, назвал меня мужественной и верной, потому что я пожертвовала тем, что так сильно любила.