
Онлайн книга «Принц Модильяни»
Я заказываю кусок торта и располагаюсь за соседним с компанией столиком. Модильяни пришел только что и пока лишь слушает, не особо понимая предмет дискуссии. – Знаете, что дядюшка Фреде вложил деньги, чтобы высмеять всех парижских художников? – Пабло, ты говоришь о дядюшке Фреде, владельце «Проворного кролика»? – Да, об этом толстяке. Он привязал кисть к хвосту осла, разместил позади него холст и дал ослу поесть. Довольный осел начал произвольно ударять хвостом о холст. Причем этот мудак пригласил кого-то вроде нотариуса, чтобы тот засвидетельствовал, что картина создана ослом! А потом он представил картину в Салоне Независимых, сказав, что автор – некий Иоахим-Рафаэль Боронали [50], и что действительно невероятно – картину приняли! Амедео смеется, он начинает понимать суть истории. – Но вопрос на этом не исчерпывается! Потому что картина имеет успех более всяких ожиданий. Некоторые художественные критики поставили ее в один ряд с работами Ван Гога, многие хотят познакомиться с автором… – Критики! Понимаете? Зачем нам нужны эти критики? Скажите мне. – За этой шуткой стоит некто Ролан Доржелес, молодой человек, который только что окончил Академию изящных искусств и хочет стать журналистом. – Он хочет стать журналистом благодаря ослу? – Этот Доржелес говорит, что испытывает неприязнь к так называемой «банде Пикассо». – Этот юноша распускает слухи, что художники-авангардисты не умеют рисовать. Он утверждает, что такие картины мог бы создать любой. – Любой, даже осел! – Амедео смеется, однако у большинства его приятелей угрюмые лица. – Тут не над чем смеяться, Амедео. Этот тип даже опубликовал фотографию осла в процессе «работы». И написал статью об этом! – Так почему бы просто не посмеяться над этим? – Посмеяться? Амедео, ты знаешь, за сколько продали эту картину? – Нет, но держу пари, что ты мне сейчас это скажешь. – Четыреста франков. – Четыреста франков? Браво ослу! Я никогда ничего не продавал за такую сумму. – Знаешь, почему дядюшка Фреде устроил эту шутку? Потому что у многих художников открытый счет в его кабаке и никто не платит. – В самом деле, я тоже должен ему. – Некоторые рассчитались с ним картинами. – Да, я видел твоего «Арлекина» в «Проворном кролике». – Ему это надоело. Он решил продемонстрировать, что все эти картины, которыми он обладает, не стоят того, что мы съели в его заведении. – И в конечном итоге он поручил написать картину достойному художнику: ослу. Он гений, признайте это. Единственный, кто смеется вместе с Амедео, это Диего Ривера: – Модильяни прав, Доржелес и дядюшка Фреде – гениальны. – Ах вот как? – возмущается Пикассо. – Значит, вы согласны с утверждением, что художники Монмартра и Монпарнаса имеют ту же ценность, что и обыкновенный осел? – Самое время! – кивает Амедео. – Осел дал пинка всем «измам». Кубизм, экспрессионизм, футуризм, сюрреализм… Пикассо раздражен. – Амедео, ты вообще на чьей стороне? – Пабло, ты прекрасно это знаешь: ни на чьей. – Значит, ты за этого Доржелеса? – Ну что ты! Я даже не знаю, кто он такой. Но эта история – забавна. Дядюшка Фреде обесценил и те картины, которые висят на стенах «Проворного кролика». Он просто кретин. – Хочу заметить, он обесценивает и те, которых у него еще нет. – А я согласен с Амедео, – вновь вступает Ривера. – «Измы» – это просто чушь. И лучшее доказательство этому – то, что осел «основал» новое течение. Было объявлено, что эта «картина», «Заход солнца над Адриатикой», положила начало эксцессивизму. Амедео встает и залезает на стул. – Да здравствует эксцессивизм! Пабло, видишь? Кубизм уже устарел. Пикассо, очевидно, устал и решает – по крайней мере с виду – обратить спор в шутку: – Амедео, ты, наверное, прав – я должен объявить об окончании кубизма и тоже присоединиться к эксцессивизму. Все смеются, а я думаю о том, что собравшиеся за этим столом люди, должно быть, представители лучшего искусства, которое создается в данный момент в Париже и во всем мире. Печально видеть их в затруднении перед этой насмешкой, когда все без исключения оценивают, насколько может задеть их самолюбие и навредить их кошельку шутка, главным героем которой явился осел. Верность
– Привет, Моди. – Привет, Кики. – Как ты? – Все хорошо. – Врешь. – Все хорошо. – Покажи мне свои руки. Она подходит ближе, и я чувствую ее запах, к которому примешивается амбре алкоголя. Ее слегка шатает. Она берет мои руки и гладит их. – Они изменились. Когда ты только приехал, они были мягкими и гладкими. Помнишь? – Они просто потрескались. – Это из-за камня. – Да. Камень и резец. – Как жаль. Они изменились. – Кики, что ты мне пытаешься сказать? – Ты тоже изменился. Я пытаюсь понять, к чему она клонит. Но прежде я хочу определить, насколько она пьяна. – Не думай, я не пьяная. Я выпила, но не так много, чтобы опьянеть. В любом случае я осознаю, что ты изменился. Ты теперь более… более… Она не может подобрать подходящее слово. Я решаю ей помочь: – Более грустный? – Не только. – Более уставший? – Это тоже, но есть что-то еще. – Более красивый? – Ты всегда красив. – Более раздраженный. – Это безусловно. Но ты более… – Более? – Разочарованный. – Ты так считаешь? – Да, Амедео. Разочарованный. В искусстве и в любви. Мы стоим напротив «Ротонды», на лице Кики играют отблески огней. – Ты хочешь меня поцеловать? |