Онлайн книга «Скала Прощания. Том 1»
– Сненнек, глава стада Нижнего Чугика, говорит, что и он соболезнует. Вчера было утрачено много достойных жизней. И еще он хочет вернуть тебе то, что ты потерял. Пастух с огромным почтением протянул Саймону нож с костяной рукоятью. – Его вытащили из горла мертвого великана, – тихо сказал Бинабик. – Дар кануков обагрен кровью, чтобы защитить жизни кануков. Это много значит для моего народа. Саймон принял нож с костяной рукоятью и засунул его обратно в расшитые ножны, висевшие на поясе. – Гайоп, – сказал Саймон. – Пожалуйста, скажи им, что я рад получить нож обратно. Я не совсем понимаю, что значит «защита жизни кануков», – мы все сражались с общим врагом. Но сейчас мне не хочется думать об убийствах. – Конечно, – Бинабик повернулся к Сискви и Сненнеку и произнес короткую фразу. Они кивнули. Сискви наклонилась и коснулась руки Саймона в молчаливом сочувствии, потом повернулась и вывела смущенного Сненнека из пещеры. – Сискви поведет остальных, чтобы сложить пирамиду из камней, – сказал Бинабик. – Ну а ты больше уже ничего не можешь сегодня сделать. Спи. Тщательно укутав плечи Саймона плащом, Бинабик вышел из пещеры, аккуратно обходя других раненых, которые спали. Саймон смотрел ему вслед, думая об Эйстане и остальных погибших. Возможно, они сейчас идут по дороге в сторону полной неподвижности, в которую успел заглянуть Саймон? Когда он засыпал, ему показалось, что он видит широкую спину своего друга из Эркинланда, исчезавшую в конце коридора в абсолютной белой тишине. Эйстан, подумал Саймон, шагал не как человек, который о чем-то сожалеет, – впрочем, это был лишь сон. * * * На следующий день полуденное солнце пронзил туман, озарив светом гордые склоны Сиккихока. Боль в теле Саймона оказалась не такой сильной, как он ожидал. С помощью Слудига он сумел, прихрамывая, выйти из пещеры на плоский скальный карниз, где уже заканчивали складывать пирамиды. Всего их было десять, девять маленьких и одна большая, камни тщательно подогнали друг к другу, чтобы никакой ветер не мог их развалить. Саймон посмотрел на бледное лицо Эйстана, испачканное кровью, перед тем, как Слудиг и помогавшие ему тролли закончили укладывать вокруг него плащ. Глаза Эйстана были закрыты, но его раны не позволяли Саймону подумать, будто его друг просто спит. Его убили жестокие приспешники Короля Бурь, и Саймон дал себе слово, что никогда об этом не забудет. Эйстан был простым человеком и прекрасно понял бы идею мести. После того как Эйстана устроили на его плаще, а потом заложили камнями, получилась высокая пирамида. Девятерых соплеменников Бинабика, мужчин и женщин, также опустили в могилы, и в каждую положили предмет, важный для погибшего – так объяснил Бинабик Саймону. Когда пирамиды были запечатаны, Бинабик выступил вперед и поднял руку. Остальные тролли начали петь. На глазах у многих появились слезы – как у женщин, так и у мужчин; одна сползла по щеке Бинабика. Через некоторое время песня смолкла. Сискви шагнула вперед и вручила Бинабику факел и маленькую сумку. Бинабик полил чем-то из сумки каждую могилу, а потом зажег при помощи факела погребальные костры. Тонкие пальцы дыма потянулись в небо от каждой пирамиды, но их быстро унес прочь налетевший ветер. Когда последняя пирамида загорелась, Бинабик передал факел Сискви и запел длинную песню на языке кануков. Мелодия напоминала голос ветра, она поднималась и опускалась, поднималась и снова опускалась. Когда песня Бинабика подошла к концу, он взял факел и поджег пирамиду Эйстана. Седда сказала своим детям, — запел он на вестерлинге. — Лингит и Яана, Сказали выбрать свой путь. Путь птицы или путь луны «Выбирайте сейчас», – сказала она. «Путь птицы есть путь яйца, И тогда смерть – дверь, за которой Дети яйца остаются. Отцы и матери идут дальше. Ты выбираешь этот путь? Путь луны – это не смерть. Жизнь вечна под звездами. Войди сквозь двери без теней. Ты не найдешь там новой страны. Ты хочешь сделать такой выбор?» Быстрокровная светловолосая Яана, со смеющимися глазами, Сказала: «Я выбираю путь луны. Я не ищу других дверей. Этот мир – мой дом». Лингит, ее брат, Медленный и темноглазый, Сказал: «Я выберу путь птиц. Чтобы гулять под незнакомым небом, Оставлю мир моим малышам». Все мы дети Лингита, Все делим его дар поровну, Проходим по каменным краям Лишь однажды, а потом нас уже нет, Выходим сквозь двери. Мы идем гулять еще дальше, Искать звезды на небе, Охотиться в пещерах после наступления ночи В странных землях под разным светом, Но мы не возвращаемся. Закончив, Бинабик поклонился пирамиде Эйстана. – Прощай, отважный человек, – сказал он. – Тролли запомнят твое имя. Мы будем петь о тебе в Минтахоке и через сто весен от нынешнего дня! – Он повернулся к Саймону и Слудигу, которые молча стояли рядом. – Вы хотите что-то сказать? Саймон смущенно покачал головой. – Только… Да благословит тебя Господь, Эйстан. О тебе будут петь и в Эркинланде, если все будет так, как хочу я. Слудиг шагнул вперед. – Я произнесу эйдонитскую молитву, – сказал он. – Ты спел замечательную песню, Бинабик из Минтахока, но Эйстан придерживался эйдонитской веры, и ему требуется настоящее отпущение грехов. – Пожалуйста, – сказал Бинабик. – Ты выслушал нашу песню. Риммер вытащил деревянное Дерево из-под рубашки и встал перед пирамидой Эйстана, над которой продолжал подниматься дым. Да защитит тебя наш Бог, — начал Слудиг, — И Усирис, Его единственный сын, возьмет тебя к себе. Пусть отнесут тебя в зеленые долины Его владений. Где души добрых и справедливых поют на горных вершинах, И ангелы живут на деревьях, И радостно говорят голосом Бога. От любого зла, И пусть твоя душа найдет вечный покой И обретет несравненную легкость. Слудиг положил свое Дерево поверх камней и вернулся к Саймону. – Мне осталось сказать последние слова, – снова заговорил Бинабик. Потом он произнес то же самое на языке кануков, и его люди слушали очень внимательно. – Это первый день за тысячу лет, когда канук и атку – тролль и житель равнин – сражались друг за друга, пролили свою кровь и пали на поле битвы. И хотя их гибель стала результатом ненависти нашего врага, кануки и атку способны встать плечом к плечу в предстоящей битве – величайшей и, возможно, последней – и смерть всех наших друзей станет еще более значительной, чем сейчас. – Он повернулся и повторил те же слова для своих соплеменников. |