
Онлайн книга «Час ведьмы»
![]() И вслед за мужем вышла во двор, где ее уже ждали дети. ![]() Преподобному Джону Нортону было пятьдесят шесть лет, то есть всего на год больше, чем отцу Мэри, и на три года больше, чем ее матери. Но выглядел он значительно старше. Нет, его нельзя было принять за тщедушного старца. Но было в его наружности нечто почтенное. Даже теперь его рост составлял не менее шести футов, а борода еще не совсем поседела. В колонии он жил с 1635 года, но тогда он ездил в Англию и обратно вместе с губернатором Брэдстритом, чтобы после реставрации засвидетельствовать свое почтение королю Карлу II и урегулировать законодательные вопросы. Это был убежденный пресвитерианин, желавший собственными глазами видеть, как квакеры страдают за свое безумие, а грешники в его приходе подвергаются соответствующей епитимье. В понедельник, после воскресного дня, родители Мэри вместе с ней пришли к преподобному. На то не было ни ее желания, ни отца с матерью. Преподобный вызвал их. Джеймс и Присцилла Берден хорошо знали главу материнской церкви. Джеймс заверил свою дочь, что Томас не будет присутствовать на аудиенции; священник ясно дал понять, что это будет репетиция судебного процесса, но на данном этапе он только хотел выяснить подробности семейного разлада. — Я устала объяснять всем и каждому, почему я иду на это, — не выдержала Мэри, когда отец сообщил ей, что преподобный непременно хочет видеть их. — К тому времени, когда я предстану перед советом, моя история всем опостылет, в том числе и мне. Тем не менее она понимала, какой властью располагает священник, поэтому согласилась прийти. Теперь, когда она рассказала преподобному о том, как Томас бил ее, об инциденте с вилкой, как муж жестоко разговаривал с ней, она откинулась на мягкую спинку стула в доме священника. Это были самые роскошные и удобные стулья, какие она только видела в Бостоне, обитые дорогой французской тканью с узором из синих ирисов. Ее родители сидели на стульях с жесткими спинками, которые ее отец и священник перенесли из обеденного зала в кабинет. Джон Нортон наклонился над столом и сказал: — Мне очень жаль, что вам пришлось пройти через все это, Мэри. — Благодарю вас. — В этом нет нужды. Я не осуждаю вас за то, что вы предприняли столь отчаянный шаг. Мэри наблюдала за реакцией отца. Эти слова его обрадовали? У него тоже создалось впечатление, что самый могущественный в округе священник готов поддержать ее прошение о разводе? Но тут Джон Нортон продолжил: — Томас отрицает, что бил вас. — Значит, к своим грехам он прибавляет еще и ложь, — ответила она. — Возможно. Но он почтительно отзывается о вас, говорит с должным уважением и заявляет, что не понимает, почему на него льется ваш женский яд. — Во мне нет яда — ни женского, ни какого-либо другого. Я не змея и не ищу сношений с ними — ни с настоящими, ни с теми, кто прячется за другим фасадом. Взгляд священника стал чуть холоднее. Она не дерзила, но и не проявляла почтительности. — Как добропорядочным христианам нам следует подтверждать правомерность своих действий, — сказал он. — Господь не терпит дерзости. Не будем забывать о том, какой ценой нам обходится бунт. — Я не бунтую против Господа. Я всего лишь пытаюсь развестись с мужем. Краем глаза она увидела встревоженное лицо матери. — Нотариус Бенджамин Халл приходил ко мне и просил, чтобы я явился на слушание, — сообщил преподобный. — О чем он просил вас? — поинтересовался Джеймс. — Он считает, что вашей дочери пойдет на пользу, если я выскажу мнение церкви о том, может ли муж бить свою жену. — Благодарю вас, — сказал Джеймс. — Я еще не решил, приду ли я туда лично. Возможно, просто дам показания, которые он сможет записать и предъявить магистратам. Преподобный вновь повернулся к Мэри. — До меня дошли слухи об этих трезубых вилках. И многие обсуждали ваше мнение по поводу их использования. — Это просто столовые приборы, Джон, — сказал ее отец, прежде чем Мэри успела ответить. — Использовать трезубый прибор, когда все всегда довольствовались двузубыми, кажется довольно бессмысленным, — заметил преподобный. — Во время резки мяса они удобны, — ответил Джеймс. Мэри закрыла глаза, расстроенная тем, какой оборот принял разговор. Но она тут же открыла их, когда услышала слова преподобного: — Мне всегда было достаточно ножа и ложки, но я полагаю, что, если бы Дьявол замыслил искусить кого-либо, он использовал бы средства получше вилки. — Согласен, — подтвердил Джеймс. — Если хочешь попробовать… — Нет, но благодарю за предложение. — С точки зрения Томаса, это просто оружие, — напомнила им Мэри. Она чувствовала, что это важно: напоминать им, как муж набросился на нее с вилкой, — что это стало для нее последней каплей. Разве они не чувствуют ее желание освободиться от него, столь же ощутимое, как солнечные лучи на коже в жаркий июльский день? — Всего несколько минут назад я подробно рассказала вам, как он проткнул меня ею. — Я понимаю, Мэри, все понимаю, — кивнул Нортон. — Сейчас об этом известно далеко не всем, но, уверен, ваш отец знает: шесть лет назад я был против казни Анны Гиббенс. — Я помню, — сказал Джеймс. Лицо Присциллы побелело. Анну Гиббенс повесили по обвинению в колдовстве в 1656-м здесь, в Бостоне, и ни ее богатство, ни тот факт, что она приходилась невесткой бывшему губернатору колонии, не спасли ее от петли. Приговор вынес сам Джон Эндикотт [5]. Сама мысль о том, что призрак Анны Гиббенс мелькнул в их беседе, внушала ужас: прошение Мэри было о разводе, но его, точно опавший лист, несло ветром к Сатане. — Я бы предпочел отлучить ее от церкви, — продолжал священник. — Но я уверен, до вас доходили новости из Хартфорда о том, как в этом году там собрались прислужницы Дьявола. — Да, мы слышали об этом, — ответил Джеймс. — Если вы настаиваете на своем прошении, Мэри, вас неизбежно попытаются оклеветать. Возможно, против вас даже выдвинут обвинения, — сказал преподобный. — Но на суде есть место и правосудию, — ответила она. — Возможно. Возможно, нет. Мы смертные, и, как бы ни пытались, все равно наше видение останется искаженным. Среди тех, кто, по моим представлениям, придет свидетельствовать против вас, будут ваша служанка, Кэтрин, матушка Хауленд и доктор Пикеринг. Могут быть и другие. — Но я ничего не сделала! Почему матушка… |