
Онлайн книга «Колдовской пояс Всеслава»
![]() — Пожар! — Дуня, что есть силы, тряхнула Юрия. Тот мгновенно вскочил и кубарем скатился с сеновала, Евдокия побежала за ним. Деда нигде не было. — Он в избе! Спасать надо, — Дуня кинулась к закрытой двери. — Уйди, я сам! — оттолкнул Юрко. Он ногой вышиб дверь. Из избы повалил густой дым. — С крыши занялось. Колодец где? Облиться надо. — Вон, — указала Евдокия. Чернявый побежал к кринице, а Дуня к костру, выплеснуть варево, чтобы было чем носить воду. Она подобрала валявшийся поодаль замызганный рушник, схватилась им за горячую ручку и сняла котел с огня, на землю полилась мутная жижа какого-то травяного отвара. Едкий запах чабреца мешался с запахом гари. Теперь можно тоже бежать к колодцу. Юрко стоял неподвижно, уперев руки в бока, разглядывая что-то в траве. «Чего он стоит?!» — Эй! — окликнула она его. Он молча указал пальцем вниз. Дуня громко вскрикнула. Распластав руки, лицом в траву пред ней лежал ведун с проломленным черепом, рядом валялся окровавленный топор. — Видать, с кого-то еще бычка так же настырно требовал, — Юрий наклонился, разглядывая рану. Дуняша отвернулась, не в силах смотреть. — Удар не воя, не глубоко. Может, даже и бабы. — Какая ж баба такое-то станет творить? — в животе у Евдокии замутило. — Да кто вас знает. Глянь-ка, у него в руке что-то зажато. Дуня, пересиливая себя, повернулась. — Бусы, — Юрий поднял находку на свет пожара. Это были простенькие деревянные бусины, раскрашенные нехитрым цветочным узором. — Мои! — обомлела Дуняша. — Твои? Почем узнала? — Сама рисовала. Только я потеряла их, уж седмицы две как. — Нужны? — протянул Юрий. — Нет, — отшатнулась Евдокия. — Ну, так мне пригодятся, — он засунул их куда-то за пазуху. — Может и топор признаешь? — Тоже наш, — совсем растерялась девушка, — вот зазубринка, так муж всегда свое помечал. — И топор пригодится, дрова в лесу рубить, — чернявый обтер кровь пучком травы, — а теперь бежим отсюда, да что есть мочи! И они, спешно подхватив свое добро, понеслись в лесную чащу. Бежали молча, не останавливаясь, по краю болота, уходя все дальше и дальше от неведомой Евдокии погони. Небо светлело, занимался новый день. Дуня старалась не отставать, хотя силы быстро покидали ее, в боку начало прихватывать, сердце отчаянно билось о грудную клетку. Каждый шаг давался все труднее и труднее. Юрко беспокойно обернулся: — Устала? — Нет, я еще могу, — белыми губами прошептала она. — Зато я устал, давай отдохнем, — спокойным ровным голосом сказал воин, он был свеж и даже не запыхался. Бегать по лесам, видать, ему было не привыкать. Дуня рухнула в траву: «Скажет — навязалась на мою голову, даже бежать скоро не может». — А ты молодец, выносливая, — неожиданно похвалил ее чернявый. — Там у тебя сало было, а у меня сухарики есть. Давай пожуем, есть охота. Старый хрыч так и не покормил. — Негоже так о покойнике, — Дуня перекрестилась. — Дойдем до церкви, Богу свечку поставь, что я на пороге твоем появился, — Юрий, тоже торопливо осенив себя распятьем, смачно захрустел сухарем, — сгубить тебя родня твоя решила. — Как сгубить? — Ты что ж, простота деревенская, не поняла ничего? — Нет, — честно призналась Дуняша. — Невестка твоя али боров деда-ведуна убили, а бусами на тебя указали. Пастухи рано скотину выгоняют? — Как положено, — в груди как-то неприятно защемило. — Дым от такого кострища из далека увидят? — Должны. — Побегут посмотреть. Найдут ведуна, в руках бусы, в голове топор приметный. Решат что? — Что? — эхом повторила Дуня. — Что ты, дуреха, за мужа своего ненаглядного ведуну отомстила, что он его зельем сгубил, да тебя несчастную вдовой оставил. — Кто ж поверит? Все знают, что я мужа не любила. — Значит, не любила? — хитро прищурился Юрко. Евдокия густо покраснела: — Уважала, — стала она неловко исправлять вылетевшее, — но чтобы убивать за него… — Да ладно, не оправдывайся. Я бы тоже обрадовался, коли бы старый хомут с шеи упал. Любила, не любила, какая разница? На погребении рыдала, слезы лила? — Нет… то есть да… да, но ведь так положено. — Не хотел бы я, чтобы жена по мне плакала как положено. Вот ты слезы лила, стало быть, страдаешь, деда и убила. «А ведь и верно, зачем Новица на похоронах подсаживалась, да про сватовство у гроба заговорила. Неужели она ведуна топором ударила?» Стало зябко. — Ничего, теперь им вину на тебя не спихнуть. Бусы и топор у меня. Кроме как полюбовника, да и то, не какого-то там холопа немытого, между прочим, а самого дружинника княжьего, — Юрко приосанился, — больше на тебя никакого греха не повесят. Отец пусть спокойно в могиле лежит. — А зачем мы так долго бежали? — Пожар внимание привлекает, а нам того не надобно. Чем дальше, тем лучше. Подремлем, давай, чуток, да дальше в путь. Дуня подложила под голову руку и провалилась в сон. Ей снился острый подбородок и злая ухмылка Новицы. «Распутница, не уйдешь, все равно сгною!» — шипела невестка в след убегающей Дунечке, отчего-то не шагая, а по-змеиному переползая следом. «Бабушка, бабушка, защити!» — молила Евдокия в бездонное синее небо. — Эй, соня, вставай! Идти пора, — тормошил ее за плечо Юрко. Дуня быстро поднялась, оправила слетевший во сне повой. — А волосы у тебя все такие же, чистый лен, — улыбнулся чернявый. — Ты же теперь немужатая, зачем тебе косу прятать? — Я вдова, в монастырь иду. Мне косы выставлять ни к чему, — вздернула нос Евдокия. — Ох, дите ты еще, Дуняха, — рассмеялся Юрий. — Ладно, пошли. Дуня обиженно закусила губу. Они побрели по топкой, размытой дождями стежке. «До Смоленска далеко, насмешки его выносить еще долго придется. И как его жена такого языкатого терпит?» — А ты женат? — осторожно спросила она. — Все-таки в жены ко мне метишь? — ехидно поднял он бровь. — И в мыслях не было, уж и спросить нельзя, — щеки опять предательски загорелись. — Не женат я, — вдруг как-то смущенно ответил Юрий. — А уж не отрок, не хотят, стало быть, за тебя девки идти, — почувствовала чужую слабину Евдокия и тут же решила поквитаться. — Княжий пес я, вот все по лесам бегаю. Не досуг мне семьей обзаводиться. |