Книга Колдовской пояс Всеслава, страница 18. Автор книги Татьяна Луковская

— Мир, — смирилась с судьбой Дуня.

— Так поцелуемся давай.

— Зачем это? — вспыхнула девушка.

— Для замирения, — карие глаза хитро блестели, — положено так.

— В щеку если только, — промямлила Дуняша.

— В щеку не надо? — сделал вид, что не расслышал Юрий. — Так и в губы можно.

Не дожидаясь ответа, он крепко обнял ее и быстро прильнул к губам, обжигая горячим наглым поцелуем. Соприкосновение губ было недолгим, почти мгновенным, но и этого хватило, чтобы сердце пустилось вскачь, а голова закружилась.

— Я так-то не дозволяла, — с пылающими щеками, вывернулась из объятий Евдокия.

— Разве? Прости, а я не понял, — с деланным равнодушием отстранился Юрко.

— Обещал же не обижать! — Дуня никак не могла унять сердцебиение.

— Так нешто я тебя обидел? За спасение свое лишь отблагодарить хотел, что любимого котелка для меня грешного не пожалела, — голос был смиренным, но очи смеялись.

— Мне такой благодарности не надобно, — сдвинула брови Евдокия.

— Суровая какая, ну, хоть ни ведром, ни котелком, ни еще чем не лупишь, и на том спасибо.

— Буду, коли еще так сделаешь, — смущение не оставляло девушку.

— Значит, подожду, покуда сама меня не поцелуешь, — подмигнул ей Юрий, он явно наслаждался ее смятением.

— Долго ждать придется, — Дуня ускорила шаг, чтобы чернявый не заглядывал в лицо.

— Я терпеливый, — полетело ей в спину.

«Хвастун».

— Зато ты теперь всю дорогу об моем поцелуе станешь думать, а не про упырей этих. Сгинули, да и ладно, туда им дорога. Не стоят они слез твоих, да и не вина твоя, что их Бог прибрал. Чего себя дурными мыслями примучивать?

И здесь чернявый оказался прав: ни о родном селе, ни о смерти ведуна, ни о пробирающихся где-то по лесу ворогах, ни даже о распростертом на узкой болотной тропе Некрасе Дуня основательно подумать теперь не могла. Мысли кружили, кружили и, как назойливые осы вкруг спелого яблока, все время возвращаясь к тому, кто мягкой кошачьей походкой шел позади. «Знает, как баб обхаживать, по правилам силки расставляет: улыбнулся, подмигнул, бровью повел, как бы случайно приобнял, смело поцелуй сорвал, а дальше что? Опасный он. О том, что вой умелый, то про себя, конечно, привирает, а вот, что девки за ним табуном бегают, так, видать, правда. Не надо было с ним увязываться. А рядом-то быть еще, ох, как долго!»

— Дуняш, скушай сухарик, а то с утра не ела, — через плечо протянул ей пшеничную корочку Юрко.

— Сыта я, — отказалась Дуня.

— Это ты зря, всю ночь идти будем, пока к Двине не выйдем. Потом чуть подремлем, не разжигая костра, а лишь просветлеет, в тумане на другой берег переправимся. Так что есть теперь не скоро. Бери, и вот у меня еще солонинки немного. Ешь.

Евдокия взяла еду.

— Так-то лучше, — улыбнулся Юрий. — Дай, теперь я впереди пойду.

— Еще кого приметил? — забеспокоилась Дуня.

— Да нет, дорогу просто в темноте лучше вижу.

«Точно кот».

Лес быстро тонул во мраке. Ущербная луна, ярко освещая поляны, все же не могла пробраться в чащу сквозь еловые кроны. Уверенно петляя промеж деревьев, чернявый вел на восток. Дуня старалась за ним не отставать, но длиннополая понева все время норовила за что-нибудь зацепиться, а ноги так и спотыкались о какую-нибудь корягу или торчащий из сухостоя сучек.

— Руку давай, а то нос расквасишь, — поднял ее за плечи Юрий, когда Евдокия в очередной раз споткнулась и упала на колени.

— Не надо, я сама.

— Сама, — передразнил чернявый. — Я не кусаюсь, руку давай, — широкая теплая ладонь обвила тоненькие пальчики.

И Юрко потащил Дуняшу, как огромный груженный струг ^[44] маленькую рыбацкую лодочку.

Было далеко за полночь, когда сквозь ели стал долетать легкий запах воды, ни застоялого болотца, а именно речной. И с каждым шагом он все усиливался, становился насыщенней, резче. Сомнений не было, где-то там за деревьями, совсем уже близко катила свои темные воды великая река. Выйдя к зарослям осоки, Юрий скинул мешок.

— Пришли. Падай, поспим. Я под утро толкну.

— А река где? — луна скрылась за тучами, в непроглядной ночи ничего не было видно, только слышалось какое-то легкое шуршание, словно кто-то совсем близко перешептывался.

— По утру увидишь, — зевнул чернявый.

И Дуня увидела! В серых сумерках широкий темный поток быстро убегал на полудень. Летевшие по воде ветки и листья показывали, насколько стремительна в этом месте Двина. Противоположный берег казался очень далеким и еще тонул во мраке.

— Петляет здесь, от того и течение быстрое. Выплывем отсюда, а выйти мы должны во-о-он там, — указал Юрий куда-то в темноту. — Сможешь?

— Я-то переплыву, а ты-то как? Тебя я точно не выволоку, — Дуня беспокойно вглядывалась в черную воду.

— А я по дну пешочком перейду, — пошутил чернявый.

Он начал рубить пушистую елочку-десятилетку. Евдокия напряженно следила, как Юрий из тонкого ствола сооружает совсем маленький плотик.

— Он тебя такого здорового не выдержит, — предупредила девушка.

— Меня нет, а вещи-то должен. Клади все сюда.

— А как же ты?

— Дунь, давай уже скорей. Видишь, сегодня туман не упал. Быстрее надо.

И Юрко первым начал раздеваться, укладывая вещи на плот. Евдокия смущенно отвернулась.

— Постой, я течение проверю, — крикнул он ей в спину.

— Ты куда?! Не надо! — Дуня, забыв про стыдливость, кинулась за чернявым.

Юрий уже по колено забрел в воду.

— Гляди, какая бесстыжая, а еще в черницы метит! Я нагой, а она следом бежит — разглядывает.

— Не надо! Утонешь, ну, пожалуйста. Ты же дна здесь не ведаешь, — молила его Евдокия, не обращая внимание на насмешки.

— Я легкий, — отмахнулся Юрко, заходя все дальше и дальше.

— Юрашик, миленький! Не надо, — Дуня уже чуть не плакала.

— Наконец-то по имени да ласково назвала, — улыбнулся через плечо парень и нырнул. Река тут же сомкнулась над чернявой головой.

Дуня ахнула, все внутри похолодело. Быстро скинув сапоги и размотав поневу, в одной рубахе она кинулась в воду. Закрыла нос, собираясь нырять, но сильные руки обвили колени и подняли девушку высоко вверх.

— Спасительница моя, — на нее снизу смотрели смеющиеся карие глаза, мелкие струи текли по смуглому лицу.

— Дурак, — только и смогла выдохнуть Евдокия.

Юрий поставил ее в воду.