Онлайн книга «Колдовской пояс Всеслава»
А Константин между тем обернулся к боярам: — А раз баба эта — жена Юрия, стало быть, вы, — его холодный взгляд уперся в Куничей, — мои вороги да иуды. Оба брата разом ощетинились, словно затравленные волки. Все остальные притихли. — Показала она, ваши люди Юрку от Полоцка гнали. — Врет! — взревел старший, но в реве уже чувствовалась обреченность. Он понял, князь его поймал. — Ежели она врет, то почему после суда, когда про Мстислава услыхали, вы гонца во Владимир к братцу моему отправили да потом каждую седмицу туда людей засылали? — По своей надобности, — огрызнулся Евстафий. — Так мы ж все те грамотицы перехватывали, — усмехнулся князь. — Надобность ваша мне известна. Да до поры мне то на руку было, а теперь поход нас ждет, и про то братцу моему Георгию знать не надобно. В поруб их! Началась суета. Толпа нахлынула, закрывая от Евдокии происходящее. «Навет! Навет!» — слышала она крики Куничей. «За князем Георгием победа будет! Холопы, еще нам сапоги лизать станете!» «Чего это они все хотят, чтобы им сапоги вылизывали, нешто тряпицы нет протереть?» — Дуню душило злорадство. — Сдох пес твой проклятый! Не жди! — мимо нее гридни волочили, упирающегося меньшого Кунича. — Наш Георгий Ростов возьмет — приду, утешу! — Истома ваш к ней уж утешать приходил, — крикнул ему вдогонку князь, — пополам перерубила. Раздался хохот. Надежда Евдокии в очередной раз с высоких небес шмякнулась о дубовый пол княжьего терема: «Нет его! Убили!», она даже пропустила мимо ушей слова князя про Истому, а ведь Константину откуда-то все было известно. — Пойдем, — позади появилась молодая холопка, она бесцеремонно схватила Евдокию за руку и поволокла прочь. — Куда? — Дуня попыталась вырвать ладонь из цепких пальцев. — Княгиня ждет. Ты там ей чего-то обещалась, — настырная девка продолжала тянуть ее темным коридором. «Когда я княгине чего успела наобещать? Я ее и видела-то лишь раз», — ворчала про себя Евдокия. Княгиня Мария выглядела опечаленной, под глазами пролегли синие тени. Она поспешно махнула Дуне приблизиться. Холопка убежала, прикрыв за собой дверь. — Ой, живот у тебя какой уже большой. Долго ли еще? — поинтересовалась княгиня, добродушно улыбаясь, но было заметно, что ответ ее не больно интересовал, Марию терзали другие заботы. — Недолго осталось, — так же неопределенно ответила Дуня, ожидая следующего вопроса. — Помнишь, ты похвалялась, что вышивать искусна? Надо пояс тот золотым узорочьем вышить, да как можно скорее. Сейчас садись, не ровен час, не сегодня — завтра в поход князю выступать. Пояс при нем должен быть. Княгиня указала на свое место. — Я за день не вышью, но поспешать стану, — честно призналась Дуня. — А мы вдвоем будем, ты только покажи как. Я с одного края, а ты с другого. «Так князь ведь не велел княгине за пояс браться», — вспомнилось Евдокии. — Да он и не узнает, я потихонечку, — Мария вздохнула. — Оденет ли? Уперся — не стану, и все тут. А ведь самого Всеслава из поруба живым этот пояс выволок, нешто люди врут? Ведь это я Половчаина за поясом отправила, а князюшка мой бранился. Да ведь греха большого нет, отмолим. Лишь бы живой с сечи воротился. Такая бойня грядет. Вся Русь друг на дружку встает! На братьев кровных идет! Как тут греха избежать да головушку сносить? Мария беспрестанно крестилась, глаза стали влажными, еще немного и сорвется непрошенная слеза. Княгине надо уберечь любимого, не славы ради и власти ей нужен колдовской пояс. — Как думаешь, а если мы поверх узоров ведовских кресты вышьем, будет то святотатством? — скорее себе, нежели Дуняше, задала она вопрос, — но ведь разрушали бесовские капища и на их месте храмы ставили, что если и мы Божью помощь призовем? Можно? — На этом можно, не тревожься, светлая княгинюшка, — уверила ее Евдокия. Они уселись за работу. Дуне очень хотелось во всем признаться, но она молчала. Ей ли не знать, как важна иногда бывает надежда. Закончить вышивку удалось и не за день, и не за два, только через неделю пояс был убран в златые завитки новых узоров. Все это время Дуня жила в княжеском тереме. Домой она успела отправить только весточку, мол, не беспокойтесь работаю у светлой княгини. Когда Евдокия вышла на улицу, щуря привыкшие к полумраку горницы глаза, на нее обрушилась весна. Бескрайнее иссини-синее небо рассекали, оглушительно чирикая, счастливые воробьи, почерневший снег убегал прочь веселыми ручейками, теплый полуденный ветер скакал по ростовским крышам. Дуня широко вдохнула сырой воздух, втягивая в себя легкий аромат пробуждающегося за великим озером леса. — Явилась, наконец! — у княжеских ворот ее ждали Маланья с Акинфом. Дед сидел на козлах саней, придерживая нетерпеливую кобылку. — Чего ж так долго? Живот уж выше носа, а ей дома не сидится, — тетка суетливо расстилала на санях овчины. — Так я вот серебра подзаработала, — показала Евдокия калиту. — Ищь ты, работница, что мы последний кусок доедаем? В сани садись, заждались уж. Страстной четверг, тесто надо ставить на пироги, горницы мести, баню топить, а она по теремам княжьим рассиживается. Евдокия смиренно села в сани. Акинф тронул. По грубоватым ухаживаниям невестка поняла, что тетка соизволила ее признать. Гордость не позволяла Маланье попросить прощение, она лишь отводила в сторону виноватые глаза. Так по-детски вел себя после ссор и Юрий. Дуня не сердилась. Акинф не мог ехать скоро, дорогу саням все время перебегали люди. Ростов и так всегда гудел большим ульем, а тут особенно суетился, тревожился, и это была не подготовка к Светлому Воскресению. Почтенные мужи и безусые отроки тащили броню, топоры, сулицы, осматривали лошадей. Бабы утирали слезы, испуганно перешептывались по углам, крестились на купола. — Новгородцы с смолянами на помощь спешат. Все, война. Сечи не миновать, — пояснил Акинф. — Такой-то грех на своих суздальских руку подымать. Нешто отмолишь потом? — вздохнула Маланья. — Хорошо, Юрушка не дожил, кровь христианскую пить не станет. — Так не мы же первые начали, — робко возразила Евдокия, — наш князь старейший. — Наслушалась в тереме, там тебе и не такое споют, — хмыкнула тетка. — Князь Георгий нашему стольный Владимир предлагал, как положено, а сам в Ростов хотел идти. Так нет же, в один рот два куска надо запихнуть, да еще с проходимцем этим связался… Мстиславом Новгородским, будь он неладен, — Маланья по-мужицки сплюнула. «И так ведь многие в Ростове думают. Как они за князя помирать пойдут, ежели правду за ним не чуют?» Евдокии стало жаль и Константина, и его несговорчивых братьев, и Ростов, и всю Суздальскую землю. Ей сейчас было жалко всех, она не хотела разбираться — кто прав, а кто виноват. А мимо сновали люди, они надеялись жить и готовились умирать. |