— Что? — Остин немного покраснел. Старательно изображая, что вовсе не вздрагивал от неожиданности, а просто решил почесаться.
— Некий Пирс, какой-то из младших командиров ополчения. Вы ведь знаете его, верно?
— Э-э… да, — неуверенно протянул Остин.
Когда он понял, что от него хотят, в памяти снова всплыл образ арбалетчика с разрубленным наискось лицом. Слегка побледнев, юноша подтвердил, что не только хорошо знает Пирса, но и легко наберет подходящих людей в гвардию фон Элликота, на замену павших. Он говорил все более уверенным тоном, являя собой просто образец невозмутимости. Однако всерьез сомневался, что виденный им всего пару раз человек, с радостью даст переманивать собственных людей. Оставалось надеяться на авторитет Салливана фон Элликота, от лица которого предстояло говорить. А также на то, что раз рыцарь поручал ему это дело, значит, сам высоко оценивал шансы на успех.
— Вот, господин, — слегка наклонив лысеющую голову, Пирс сдержанным жестом указал на группу мужчин, вошедших за ним под обширный навес. — Как вы и просили — умелые, храбрые и невероятно корыстные. Просто один другого жаднее.
Остин сидел на невысокой деревянной лавочке, за столом, сколоченным из свежих, пахнущих смолой досок. Лениво ковыряя кинжалом в жестяном блюде с жареной свининой. Он поднял на вошедших глаза, стараясь выглядеть максимально внушительно.
— Благодарю, Пирс. Присаживайтесь. Угощайтесь, — молодой дворянин сделал пригласительный знак рукой, — А что до вас, — испытующий, по мнению самого Остина, взгляд на разномастный отряд, — Сейчас вас семеро, как раз на замену семерых, павших нынче ночью. Полагаясь на выбор моего друга… — Пирс с благодарностью кивнул, даже не улыбнувшись. Только в его глазах на миг зажглись веселые искорки. — Я приму вас в личную гвардию Салливана фон Элликота. Полагаю, каждый из вас слышал о нем. Слышал, насколько он щедр по отношению к верным людям. Пять тейлов в месяц и еще пять за бой — вот сумма, в которую будет оценено мастерство и мужество каждого из вас. Разумеется — и то, и другое необходимо сначала проверить. Бен. Действуй.
Широкий навес хорошо защищал от мелкого дождя, снова лившего с удивительно светлого неба. Все еще поигрывая изящным кинжалом, с золоченым навершием и гравировкой на клинке, Остин с интересом наблюдал за ловкими, техничными движениями Бена, теснящего приземистого мужика тренировочным клинком. Пирса, сидящего напротив, очевидно больше волновало постепенно пустеющее блюдо со свининой.
— Как видите, бьются неплохо, — бодро проговорил он с набитым ртом. — Вашему гвардейцу — конечно не чета. Ишь как прыгает. Но так это пока молодой. А большинство из моих… точнее, теперь уже ваших — мужики тертые, опытные.
— Вижу, — несколько кисло отозвался Остин, — вон тот, лет восемнадцати, вероятно, особенно тертый.
— Ну, так и к восемнадцати можно многого навидаться, — слегка изменившийся голос прозрачно намекал на возраст самого Остина. — Да к тому же он вроде грамоте обучен. Да-а.
— Что, даже имя свое написать может?
— Наверняка не скажу… Нас-то в ополчении писать не шибко заставляют. Но сам факт уже о чем-то говорит. Согласитесь.
— Соглашусь. Если это правда. Ну а тот, что подальше от других отошел? Под навес встал. Вроде и бился как следует, а от дождя прячется. Это тоже о чем-то говорит?
— Конечно, — Пирс облизал пальцы, сальные после свинины. — Говорит о том, что он спокоен, как вол. Даже командира поблизости не страшится. Значит и врага не испугается.
— А тот лохматый? Присел, ушибленную в поединке ногу трет без конца. Может, слишком нежен, раз терпеть силы не хватает?
— Не трет, а чешет. Запаршивел он, господин. Сильнее других. У нас в ополчении, стыдно признаться, вшей всегда хватает, — влажно поблескивающие, облизанные пальцы интенсивно заскребли по лысющей голове. — Но вам-то его не в постель брать. А так, издалека, вполне себе воин.
— Хорошо. Беру всех. И благодарю за помощь, — Остин встал из-за стола, оставив рядом с Пирсом небольшой столбик серебряных монет. — Но скажите, Стенсбери не возражает против вот такого… Какие никакие, но все же бойцы. И теперь уже не его.
— Бойцы очень даже какие, молодой господин. А насчет того, возражает ли — да кто же его знает. Я-то с ним не разговаривал никогда, не мой масштаб, понимаете ли. Но думаю, он только рад был бы… Что теперь вы их кормить станете.
Салливан сидел на толстом, обожженном с одной стороны полене. В маленькой березовой рощице было на удивление свежо. Вероятно, лайонелиты, еще недавно стоявшие лагерем неподалеку, были значительно чистоплотнее и дисциплинированнее солдат Хертсема. И ходили по большой и малой нужде исключительно в положенные места. Салливан расположился здесь не просто так. Навес, уже освещенный несколькими факелами и горящим поблизости костром, был виден как на ладони. И все, кто упражнялся в борьбе и фехтовании или просто сидел за длинным столом — тоже.
— Ну как он? — Спросил Салливан тихо, не оборачиваясь.
— Неплохо, — так же тихо ответил Пирс, бесшумно подойдя сзади. — Пафоса многовато, но ведь молод еще, к тому же из благородных.
— Что есть — то есть. Я о благородстве. Парнишка родовит как император Пиньиня… Так что ему простительно. Пока.
Пирс присел на полено рядом с рыцарем. Вокруг стрекотали цикады, начинали кружить комары. На поляне перед навесом перестали упражняться и завели старую солдатскую забаву. Взяли из костра горящую с одной стороны головешку и перебрасывались ей по кругу. Периодически вскрикивали те, кто ловил недостаточно ловко.
— А помнишь, каким суровым и бескомпромиссным был я? В юности.
— Помню, сир. Помню, как вызывали на поединок всякого, кто имел несчастье быть выше ростом или шире в плечах, чем ваша милость.
— Хех… Хорошо, что таких находилось не много. И что принимали вызов не все, а то не было бы времени поумнеть. Молодой Келли тоже поумнеет. На него возлагают надежды… А теперь к делу.
На небе уже белела луна. Серые сумерки сменила серебристо-черная ночь. По темной, будто густой воде Севенны бежала крупная рябь. Салливан ссутулился в седле, шагом проезжая по узкой прибрежной тропинке. После разговора с Пирсом у него состоялось еще несколько встреч. И прибавилось поводов для размышлений.
Ополчение отделалось малой кровью. Барон Стенсбери ликует. Уверен, что львы разгромлены и рвется вперед. Разумеется, слащавый скряга жаждет не новых побед, а многочисленных трофеев. И уже разработал маршруты гона уилфолского скота. Не удивлюсь, если договорился и о его продаже. Дюк Тафт со своими наемниками тоже бьет копытом. Но в отличие от Стенсбери и прочей аристократии Нима — совет Элрина протестует против участия в рейде. Что ж, приказывать наемникам можно только то, что они сделали бы и сами. Нападать и грабить всегда прибыльнее, чем оборонять и ждать жалования. Тафт надавит на своих нанимателей, как он это умеет. Хитростью, посулами, угрозами, скрытыми под широкой лягушачьей улыбкой. А лорда Фрейзера уже нет нужды подгонять. Старик вспомнил вкус крови. Слабея телом и разумом с каждым днем, он будто снова становится драчливым мальчишкой. Молодым рыцаренком, жаждущим славы, сражений и юных дев. Хотя с трудом вспоминает для чего ему все это. А между тем, Уолтер фон Аддерли, затеявший все, не принимал участия в сражении. Пусть даже своей жалкой кучкой бойцов. И готов поспорить, в рейд он тоже не пойдет. Пусть из сомнительных источников, но известно, что люди Кардана будут дожидаться самого Гастмана. А скоро ли подойдет светлейший граф? И что до тех пор будет делать Аддерли? Охранять пути снабжения… Охранять от кого? Ведь лайонелиты отброшены. Но отошли ли они в Уилфолк или в Мидуэй? Если горные перевалы в опасности — осторожность Гастмана оправдана. Но оправданы ли тогда наши действия? Планы, нашептанные Уолтером Аддерли…
