— Где толстый не знаю… — угрюмо бросил Джастин. — Может сдох где-то. А за Марлоном теперь смотрю я. Так что лей в миску, нечего глаза таращить.
Зарождающийся конфликт разрешился неожиданно. Капитан, которого большинство солдат не видело уже несколько дней, сердито рявкнул со стены.
— Какого хера, боец? Раненому десятнику бобов жалеешь? Сейчас сам пойдешь говно из-под него выгребать! Теперь выдавать будешь ему. Что не ясно?
По недовольной мине солдата было видно, что ясно все. А также, что он желает примерно одной судьбы Джастину, Марлону и Ботрайту.
Кое-как больного удалось привести в чувства и скормить положенный паек. Однако ни о каких распросах или разговорах не было и речи. Марлон слишком ослаб.
Стоя на посту, Джастин вертел в пальцах деревянный колосок, уже отшлифованный руками до блеска. Теперь офицеры куда реже проверяли часовых и можно было немного расслабиться. Например — присесть в темном углу, скрестив под собой ноги и привалившись спиной к холодной стене. Неподалеку тускло мерцал огонек жаровни, освещая силуэты греющихся солдат, но Джастин предпочитал ночную свежесть и уединение.
— Я вижу, что ты не спал, глаза были открыты, — тихо подошедший Флойд, кряхтя, опустился рядом, — и все же не заметил меня. Шаркающего ногами старика.
— Задумался, — тихо ответил Джастин. — И не преувеличивай. Ты старше меня всего лет на десять.
— На семнадцать. Но это не важно. Скажи лучше, что тебя так гнетет. Мы давненько не говорили, а ведь здесь все сложнее найти достойного собеседника.
Джастин медлил с ответом. Подмечал серьезные перемены в старшем товарище. В последнее время он и правда относился к Флойду несколько настороженно. И не только к нему. Все, кто проводил много времени с Бенджамином, вдруг перестали вызывать доверие. Разумеется, как и сам гигант. Ходили разные слухи и некоторые из них были весьма правдоподобны. И от того еще более отвратительны.
Свежий ветер постанывал, словно от боли, разбиваясь о грани Воющей башни.
— Просто достойных становится все меньше, как и недостойных, — Джастин говорил тихо. Так тихо, чтобы было слышно и то, чего не произносили.
— Да, знаю, — кивнул Флойд, совершенно не смущаясь, потирая слезящийся глаз с бельмом. — И хорошо понимаю твою позицию. Но многое из того, что говорит Бенджамин — звучит очень разумно. Хотя бы его вечные призывы смотреть внимательнее. Не думай, что меня совершенно не заботят вопросы совести… Порой я сам не знаю, стоит ли оно того… Но ведь прожив почти полвека, понемногу привыкаешь к самому ощущению жизни. И не желая с ней расставаться, вцепляешься крепче… пусть даже и зубами.
Джастин поймал себя на мысли, что раньше ветеран говорил куда проще.
— Но возвращаясь к внимательности — я слышал, как говорил сегодня капитан, — Флойд чуть прищурил здоровый глаз. — И ни ты, ни Марлон здесь не причем. Важно не что он говорил, а именно как… Спятивший хищник — куда опаснее разумного падальщика.
Воздушные массы перекатывались через горы, обрушиваясь широкими волнами, неся с собой сухой, безжизненный холод.
Ветеран смотрел спокойно и чуть печально. Посидев еще немного — встал, кивнул Джастину и медленно скрылся в темноте. Бормоча что-то о мерзкой привычке жить.
Четкий, монотонный хруст наполнял темную комнату, будто рассыпаясь по ней мелкой каменной крошкой. Недалеко от красивого стола на резных ножках в каменный пол усердно вгрызалось существо. Нечто среднее между подгнившим трупом и здоровенной собакой. При этом крупные, желтоватые зубы твари больше напоминали лошадиные.
Капитан громко вздохнул. Дотянулся до сыроватого, смердящего сапога и замахнулся, собираясь запустить в зубастую гадину. Глубокий утробный рык предостерег от глупости. Тварь недовольно моргнула, глядя на человека, отвернулась и снова принялась грызть булыжник.
— Гребаная чудь… И как тут уснёшь? — голос Брюса Ботрайта звучал вяло и отрешенно.
— Так ты бы еще под лестницей примостился, — равнодушно пожал плечами лейтенант Брикман. — Что, кровать для богатых?
Капитан бросил тоскливый взгляд на широкое, разворошенное ложе под разодранным в клочья балдахином. Потом нехотя покосился на друга, замершего между ним и скомканной постелью. С явным усилием сглотнул, решив, что остаться на засаленном одеяле в дальнем углу комнаты все же лучше. Он сидел, подобрав под себя босые ноги, стараясь удобнее опереться о стену головой. Устроиться никак не получалось, ведь стоило только коснуться холодной каменной кладки, как вибрация от постоянного хруста передавалась напрямую в мозг.
— Может хватит, Брюс? Я начинаю за тебя бояться. Когда ты так раскачиваешь головой…
Ботрайт глупо хохотнул, глядя на обеспокоенную мину товарища. Он хотел съязвить на тему того, что и сам начинает побаиваться человека, висящего посреди комнаты на скрипящей пеньковой веревке. Но проследив, куда уходит конец этой веревки — вдруг увидел ненавистный силуэт надвратной башни. Растерянно икнув — поспешно опустил глаза.
— Интересно, как ты можешь говорить? Ведь петля… — он замолчал, поймав осуждающий взгляд лейтенанта. — Прости Рональд. Должно быть, это бестактно.
— Да уж. О мертвых или хорошо, или…
— Да что ты шипишь? — Ботрайт раздраженно отмахнулся. — То ж не об этом. И ты не мертв. Сейчас, вероятно, мирно спишь у себя. А может — обходишь посты… или режешься в карты с Деем.
— Хм… — чуть качнувшись, не доставая носками сапог до пола с пару дюймов, Рональд флегматично почесал подбородок. Стараясь не касаться веревки, глубоко врезавшейся в шею. — В определенном смысле — мы все мертвы. Согласись.
— Соглашусь, — приподняв брови, кивнул капитан. — Ибо спорить с тобой было бы странно. Ведь галлюцинации не имеют своих мыслей. Все вы просто отражение моих собственных… опасений.
— Ого-о-о, — уважительно протянул лейтенант. Тем временем тварь принялась еще яростнее вгрызаться в каменный пол. — Какие ученые слова, какие мудреные умозаключения. И человек, способный выстроить такую логическую цепочку — называет себя сумасшедшим?
— Я не называл, — неуверенно покачал головой Ботрайт, стараясь припомнить. — Но судя по всему, — он нервным жестом указал на образину, загребающую лапами и сосредоточенно работающую зубами, — и правда схожу с ума. А днем со мной пытались говорить вороны… Знаешь? Кружи-и-или так над головой и кричали. Жуть просто.
— Ну… может все не так плохо? Может — все это какие-нибудь знаки и знамения. Боги предостерегают… или подсказывают. Я в этом не силен, но может…
— Да-а-а чушь, — вяло возразил Ботрайт. — Не успокаивай меня моими же словами. Вон та херня, жующая камень — должна символизировать саморазрушение. Или воплощать совесть, которая вроде как, грызет? А может голод? Смотри, зубяки-то какие. А вороны, значит, предвестники сме-е-ерти. А ты — ну… просто что-то связанное с висельниками. Да, весь бред отчасти логичен, но не стоит искать здесь мистику, — капитан шмыгнул носом, откашлялся, сплюнул. — Просто я схожу с ума. И все.
