Онлайн книга «Большая книга ужасов – 86»
|
Махонький, ниже колена, с проплешинами тут и там. В наморднике. Из сомкнутой пасти высунулся розовый язык и стал торопливо хлебать воду из тазика. Я мысленно согласилась с Сашкой: пусть все эти циркачи-дрессировщики в другой жизни станут черепахами. Чтобы прям позвоночник наружу! Позвоночник-то позвоночник – а что теперь делать? Медведь пил. Я схватилась за телефон, но Сашка повисла на моей руке. – Не звоните никуда, его заберут обратно в цирк! – она пыталась шептать, чтобы не разбудить Ленку, но выходило не очень. Ленка нехорошо заворочалась. – Тихо ты! – Я положила телефон и стала соображать, что делать. Если узнает Хурма, да если вообще кто-нибудь узнает, мишке не поздоровится. Его без церемоний сдадут циркачам, потому что он их собственность, а у нас тут дети: ответственность, опасность и все дела. Одно дело жалеть мишку на словах, а совсем другое – реально помочь, и тут всё разбивается об ответственность, должностные обязанности и кучу всего вот этого. Хурма хорошая тётка, но рисковать должностью из-за этого плешивого она не будет. Не говоря уж об охраннике и даже о Ленке. Значит, я опять одна (Сашка не в счёт, её надо гнать в спальню – мало ли что!) А ведь он правда опасен: что со старушкой сделал! Медведь пил. Маленький и плешивый. – Давайте отвезём его в лес! У вас же большая машина! – А если он захочет порулить? Вообще Сашка права: погрузить зверя в багажник и вывезти в лес, благо не так далеко. Только куча маленьких «но»: пойдёт ли он со мной, провезу ли мимо охраны, и Петрович обязательно докопается, куда меня понесло среди ночи. А багажник у меня от салона не отделён, медведя не уговоришь посидеть тихонечко. Не сожрёт ли он меня по дороге – и, наконец, сумеет ли он выжить в природе? Может, он родился в цирке, вон какой махонький. Медведь пил. Я открыла холодильник и полезла за колбасой: – Пообещай мне сидеть смирно в комнате! Он опасен – старушку помнишь? – Серьёзно? Что-то не верится… – Цыц! Сашка стащила из-под ножа кругляш колбасы и смиренно уселась на мою кровать. Лена угрожающе всхрапнула, но не проснулась. * * * Первые два кругляша я просунула под дверь, чтобы медведь не сразу меня испугался. Вряд ли он хорошего мнения о людях, так что лучше не рисковать. Я не видела, как он ел, могла только гадать: справился ли он с предыдущим куском, и взял ли его вообще. На третьем куске я решилась чуть приотворить дверь. Она открывается наружу, поэтому первым делом я опрокинула свой же тазик, и он с грохотом покатился по крыльцу. Хорошо, что нет металлического, тогда бы Ленка точно проснулась! Медведь отпрянул в темноту, я вышла, показала Сашке кулак на прощание и быстренько прикрыла за собой дверь. Медведь сидел под крыльцом, глядя на меня ошарашенными глазами. Я оставалась на корточках, чтобы не пугать его полным ростом, тихонько бросила ему ещё кусок колбасы. Не сводя с меня настороженных глаз, он протянул морду, понюхал – и слизал. Жрать в наморднике не очень-то удобно. Минуты три я ждала, пока он расправится с колбасой: она то и дело выскальзывала на крыльцо, он слизывал, и всё начиналось сначала. Но от куска убывало по чуть-чуть с каждым разом – значит, он всё-таки ел. Потихоньку я протянула руку – и чуть не получила по ней когтистой лапой: вовремя отдёрнула. Когти были длиной с мой палец: вот тебе и бедная зверюшка. За четвёртым куском он уже подошёл. Ещё три минуты возни – и очередной кругляш колбасы был побеждён. Пора. Я выпрямилась. Медведь шуганулся, но тут же шагнул ко мне, вытянув вперёд любопытный нос: гони ещё колбасы! Держа кусок в вытянутой руке, я стала аккуратно пятиться мимо медведя – подальше от крыльца, в сторону парковки. Тут метров сто, а колбасы не так много. Сашка в комнате прилипла к оконному стеклу. Медведь повторил свой фокус с лапой, я отдёрнула руку, колбаса спланировала по дуге и отлетела на пару метров. Что ж, хотя бы в нужном направлении. Я отбежала туда, дождалась, пока медведь отыщет кусок и расправится с ним… Если бы нас кто-нибудь заметил (Сашка не в счёт), я бы сгорела от стыда: дура в пижаме посреди ночи кормит медведя крошечными кусочками, как уточку в парке. Интересно, сколько на территории уличных камер и спит ли Петрович или ржёт у мониторов? В последнем случае он скоро явится с подкреплением… Спокойно! Качество на мониторах паршивенькое, совру, что сманивала бродячую собаку, потом посадила в багажник и вывезла… Идея мне самой так понравилась, что я без страха протянула руку и сорвала с медведя намордник. Если я всё-таки сумею отвезти его в лес… Мишка тут же бросился на меня, я метнулась в сторону, кинув в него остатками колбасы. Без намордника медведь расправился с колбасой за несколько секунд и без приманки пошёл в мою сторону, шевеля ноздрями: «А ещё есть?» Нету. Врать нехорошо, но надо. Я вытянула перед собой руку, сложив большой и указательный пальцы, будто приманиваю глупую собачонку. И попятилась в сторону парковки. Мишка догнал меня в три прыжка. Встал на задние лапы, лизнул мои пустые пальцы. Из-под губы сверкнул клычок размером с фалангу пальца, я успела убрать руки за спину и отпрыгнуть назад. Мишка опустился на четвереньки, потянул носом в мою сторону: ох сейчас всыплет кому-то за обман! Но он отвернулся и побежал рысью обратно в сторону корпуса. – Эй, куда?! На секунду он исчез в темноте, чтобы тут же вынырнуть на самокате и шустро вырулить на дорожку. Я подумала, что он помашет мне лапой, но медведь сосредоточенно отталкивался задней, уезжая всё дальше от корпуса, от парковки… Я побежала за ним, слабо соображая, что буду делать, если правда догоню. Ехал он небыстро, и уже у баскетбольной коробки мы поравнялись. А дальше что? Мишка уверенно рулил к корпусу администрации. За спиной громко хлопнула дверь: Сашка, убью!.. У корпуса администрации камер как грязи и за собачку медведя на самокате уже никто не примет. Хорошая новость – ночью там никого, кроме Иваныча, который ночует сегодня в кабинете Хурмы. У самого корпуса нас и догнала Сашка. – Давай назад! – Из головы не шла убитая старушка. – Ну Ляльевгеньна! Медведь спешился и повторил фокус с ночным хулиганом: постучал в окно, отбежал в темноту. Интересно, этому его тоже в цирке научили? Из корпуса между тем послышалось бодрое: – Иду! – И часто-часто зашаркали шаги. Иваныч. Не спится ему. А мы тут с визитом. – Сашка, брысь по-хорошему! – Это мы, Валерий Иваныч! – Саша! Мы пререкались минут пять. Медведь за это время уже набоялся и вышел в свет фонаря, сев у крыльца в шаге от меня и периодически косясь на самокат. Лязгнула задвижка, на пороге возник Иваныч, близоруко щурясь в темноту: – Чего не спишь, Ляля Евгеньевна? А ты-то чего не спишь? |