Онлайн книга «Цена моих грез»
– Абсолютно, – если я думала, что мужчина разозлится, то я ошиблась – он снова улыбнулся. Чарующе сладко, только на меня уже не действовал его магнетизм. Я уже поняла, что за маской очаровательного парня стоит сгнившая душонка. – Так даже интереснее. – Рада за вас! – прошипела я, отходя на несколько шагов. От его прикосновения по коже прошла волна отвращения. Хотелось не только лицо помыть с мылом, но и душу. – К сожалению, игрушка сломалась и дальше к использованию не подлежит. Всего вам превратного. – Какой у тебя острый язычок, девочка, – осклабился Егор. – Тебе будет о–очень хорошо со мной… Господи, впервые вижу настолько отвратительного человека. Чтобы тошнило только от одного его слова. Больше не в силах не то что рядом стоять, просто находиться в одном, пускай и большом помещении, развернулась и широкими шагами направилась к высоким резным дверям. К счастью, новый знакомый за мной не пошел. Это несколько меня успокоило, хотя внутри меня до сих пор клокотала ярость и обида. За что он так со мной? За что они так со мной?.. За дверями, к которым я прижалась спиной, остались Паша, голоса, гомон и тысячи невысказанных мною слов. Мне кажется, за ними же я заперла свою наивность. Обняв руками плечи, чтобы сохранить тепло, подошла к резным перилам крыльца и посмотрела вверх. На далекий космос. Я всегда любила ночь. Особенно беззвездную, когда полотно неба чернильно–черное, и лишь луна холодным серебряным сиянием разгоняет тьму. Сегодня как раз звезд не было видно. – Лисси, я так счастлива, – раздалось так близко, что я вздрогнула от неожиданности. Со стороны парковки к крыльцу направлялись три девушки в роскошных платьях и белоснежных манто, громко смеясь и разговаривая. Одну я узнала сходу – та самая шатенка. Сжав зубы, чтобы не застучали друг о друга от холода, осталась стоять на месте. Девушки же, словно бы не замечая меня, продолжали разговор: – Ой, – махнула ручкой с идеальным маникюром одна из подружек, – лучше скажи, какой твой Паша в постели. И глупо хихикнула, отчего захотелось закрыть пальцами уши. – Он такой… – с придыханием ответила шатенка. – Десять из пяти. Ненасытный и такое творит!.. – Везет же некоторым, – подключилась вторая подруженция. – Подробности будут? – Конечно. Даже фотографии покажу. Только не тут, девочки, – и будто бы меня не знает, прошла мимо меня, обдав запахом ванили и роз. А я стояла все стояла, готовая благодарить и их, и всех существующих богов, что "только не здесь". Вдохнула обжигающий холодом воздух, чтобы выдохнуть боль и разочарование. Даже не сразу поняла, что такое горячее течет по моему лицу. Закрыла озябшими ладонями лицо, согревая кожу в собственных слезах. Почему мы так часто обманываемся? Почему нам бывает больно? Почему это чертово сердце не только качает кровь, но и болит? Почему мы можем что–то чувствовать? Любовь, когда надо ненавидеть. Разочарование. Обиду. Страх. Страшно, когда люди становятся как кислород, а когда начинаешь ими дышать, то происходит утечка пропана*. Пускай я и дурочка, но выводы я сделала. И эти выводы оказались горше яда и смертельнее клинка. Я же говорила, что оказалась в сказке? И вот, пробило двенадцать часов, только вместо наряда принцессы исчезает моя вера в людей. Пробило двенадцать, и сказка обнажила клыки. Хочу кричать. Цапарать. Сделать кому–нибудь так же больно, как мне сейчас сделали. Хотелось кричать, а я взгрызалась зубами в свои губы, подавляя крик. Игрушка. Игрушка. Я игрушка. Ее чувствами можно играть, ее можно одевать и держать на поводке рядом. Ее можно дрессировать или же ей врать. С ней можно все делать. Она глупая, ослепленная влюбленностью. Она… Я… Меня всю затрясло, и первый всхлип вырвался наружу. И я оплакивала свою раскоряченную и растерзанную душу. Я оплакивала свою наивность и веру. Больнее всего нам всегда делают те, кого мы любим больше всего на свете. Бегом спустилась по лестнице, потом по дорожке, скинув каблуки. Не могу здесь находиться. Умру. Уже умираю. И я чувствую, что он сейчас меня ищет. Не знаю, как я так, но эта мысль меня страшит. Не хочу! Уже задыхаюсь во лжи. Утопаю в реальности, что оказалась страшнее, чем я могу выдержать. Вокруг лишь деревья. Обнаженные, темные, уже готовые к предстоящим холодам. И я бегу, петляя, между этими великанами, понимая, что не найду так выхода. Но и понимая, что оставаться не имею сил. Водить я не умею, а водитель никуда не отвезет меня без прямого приказа Левича. Слезы жгут глаза, стекают мерзкими теплыми ручейками по лицу, размазывая грязь, пот и остатки косметики. Я и так почти ничего не вижу во тьме леса, не освещенного даже луной, а слезы мешают рассмотреть, куда я вообще бегу. Все равно. Хоть на край света, только подальше от этого проклятого места. Вперед, туда, где скрывается за тучами закат. Платье – прекрасное, длинное, в пол, превратилось в ошметки, покрытые коркой пыли, песка и веток с листьями, а подол – порванный, держащийся на одном честном слове, путается в ногах. Мне бы остановиться, разорвать платье окончательно, чтобы опять не упасть, зацепившись за кусты, но кажется, что если я остановлюсь хоть на миг, даже просто помочь себе, то не смогу продолжить путь. Сил давно не осталось, мышцы горят, а воздух я выдыхаю с хрипом – легкие пылают не хуже костра, а еще меня душат слезы. Отчаянные, горькие и совершенно ненужные. Он не достоин их. В босые ступни – туфли на высоких каблуках слетели еще там, в особняке – впиваются острые камни, нежная кожа давно кровоточит, ноет, однако я даже не подумываю об отдыхе. Мне кажется, что Он идет за мной. Идет неспеша и смеется над глупостью своей игрушки. Найдет. Он найдет меня даже в Аду. И я сама… Нет. Я больше не дам играть с собой. Марионетка сломалась, и сломленной кукле больше не нужен кукловод. Шарниры лопнули, глаза потухли, как и исчезла нарисованная улыбка. Жалкое зрелище. Я бегу. Сквозь ветви, что становятся все гуще, плотнее. Сдираю руки и ноги в кровь, однако я не чувствую боль, лишь дискомфорт. Боль в сердце, что сейчас бьется как сумасшедшее, отсчитывая ритм моей жизни, и в вывороченной наизнанку душе больше. В разы больше. Потому что сама виновата – сама вырвала их с мясом, как глупый Данко, чтобы протянуть тому, кому хотелось лишь игры. Он растоптал протянутое, что сейчас кровоточит, хотя я и пытаюсь прилепить их суперклеем и пластырем обратно. Поверила, идиотка, в то, что и ублюдки могут любить. Обманулась в который раз. Смахнула слезы, оступилась и упала на стылую землю, ударившись коленями. От порции резкой боли слезы потекли сильнее, а надежда, что вела меня, все больше и больше начала становиться эфемерной. Деревья сгустились, а их кроны так сильно переплелись между собой, что образовался плотный навес из веток и листьев, так что даже совсем капелька холодного света луны не проникает сквозь них, чтобы дать мне хоть толику освещения. Темно, беспросветно и отчаянно горько. |