Онлайн книга «Паучиха. Личное дело майора Самоваровой»
Юрий платил ей «в черную», и поначалу бумаги его не интересовали. Но через какое-то время ситуация поменялась, предприниматель средней руки быстро пошел вверх и перевел всех офисных сотрудников на официальные договорные отношения. С этого символичного момента — внесения в налоговую базу новых паспортных данных — и началась ее новая, с чистого листа, жизнь. После мента — истерика и пьяницы, частенько поднимавшего на нее руку, она стала избегать серьезных отношений. Связь с Заплечным, время от времени наспех овладевавшим ею в комнате отдыха, что примыкала к его кабинету, ей была необходима, чтобы иметь на этого категоричного и грубого человека хоть какое-то влияние. Едва реагируя на ее льстивые, подсмотренные в бульварном чтиве речи, начальник все устроил так, что зарплату ей выдавали вовремя, а размер ее премии был выше, чем у главбуха. Параллельно были всякие — перхатый профессор-психолог, нарисовавший ей задним числом диплом, согласно которому она закончила двухгодичные курсы по изучению психологии, хозяин небольшого автосалона, устроивший ей первую тест-драйвовую иномарку за полцены от продажной, прыщавый студент, обучивший некоторым хакерским фокусам. А такого, как Даня, никогда не было… Он, запертый в клетку своей души интеллигент, нес в себе что-то, доселе ей неведомое. Из распахнутой, солнечной пасти города приятно лизало холодком. Через час блужданий по узким переулкам Даня, с гордостью делившийся с ней знаниями о малоизвестных достопримечательностях северной столицы, предложил выпить кофе. Туалет в заведении был общим. Когда, заказав двойной эспрессо, она отлучилась справить малую нужду, он, не спросившись, заскочил за ней следом в кабинку. Закрыв дверь на защелку, овладел ею напористо и быстро. И так ей тоже понравилось. * * * Самоварова, не прихватившая с собой очки, щурясь, читала с экрана компа. После первых двух предложений сердце ее бешено заколотилось. Полковник стоял у окна и почти не мигая, глядел в даль. «Если бы я только могла расколошматить все мешающее нам в мелкие осколки! Дети бы остались, дети, это — святое. Ты был бы прекрасным для Аньки отцом… А твоя девочка… Но девочки всегда остаются с матерью». «Мои пальчики-свирельки… Когда ты бережно и трогательно берешь мою руку и так мне говоришь, я сама готова поверить в то, что они особенные. Я готова за это умереть». «Она совсем не красива, обычная смазливая бабенка… Зачем ты на ней женился?! Почему не дождался меня? Она выскочила из твоего кабинета и начала разглядывать нашу вечно сердитую секретаршу Женьку, а на меня, дура, даже не взглянула. Пусть я за кадром, но мое преимущество в том, что я про нее знаю, а она про меня — нет». «Ты — мой мужчина, небом мне данный. Мой, а не ее! Пусть дальше стряпает свои сырники с черносливом, как же ты с ней живешь?! Эта трандычиха тебе чужая!» «Выхватить бы табельное и расстрелять всех к чертовой матери… Оставить только наших детей. Ладно, пусть и она живет… ради уважения к тебе, ради моей любви к тебе. Но разве ты будешь без нее так уж сильно страдать?». — Это — что?! — оттирая пот со лба, Варвара Сергеевна плюхнулась в кресло Никитина. Полковник, сострясая воздух кабинета своим грузным телом, отошел от окна. — Так это я у тебя хотел спросить. — Желваки его ходили ходуном. — Где ты это взял? Голос Самоваровой предательски дрожал. Делать вид, что кем-то изложенное не имеет к ней отношения, было бессмысленно. Пересказ был максимально приближен к тому, о чем она и в самом деле думала более тридцати лет назад. — Это пришло на почту моей жене. Позавчера, — глухо пояснил полковник. — Вижу, что на почту… И зачем она стала это читать? — Варя, чтобы сейчас хоть как-то отвлечься, она не вылезает из интернета! А как ты думаешь, она должна бегать по магазинам или ходить на танцы?! — с нескрываемой болью выкрикнул он. — Я этого не писала… Ты прекрасно знаешь: я с ней не знакома, никогда не знала ни номер ее телефона, ни тем более — адрес почты. — Для следака выяснить это — не проблема. Варвара Сергеевна вытащила из кармашка платок и вытерла слезившиеся от боли и напряжения глаза. Снова вгляделась в экран. — Ты же видишь, отправитель не я! Это не моя почта! — бессильный гнев начал сдавливать горло. — Новый ящик делается за пару минут. Она больше не могла себя сдерживать: — Сереж, ты совсем дурак?! — закричала она и подскочила к Никитину. Лицо ее пылало. — Я не знаю, каким образом эта неизвестная тварь узнала о наших словечках… Мне понятно одно: кто-то целенаправленно пытается нагадить в мою жизнь! Удар был нанесен ниже пояса. Кто?! Зачем?! Каким образом?! «Пальчики-свирельки» принадлежали только двоим — ей и полковнику. Про «трандычиху» (слово, однажды случайно сорвавшееся с губ еще молодого Никитина по отношению к патологически болтливой жене) Самоварова, насколько могла вспомнить в своем растерзанном состоянии, никогда никому не говорила. Про сырники с черносливом, заботливо завернутые в фольгу, могли знать несколько секретарш, работавших в разное время в отделении, включая самую долгую и преданную, что сидела сейчас в приемной. — А нагадил в мою… — Сережа, я пришла поделиться с тобой тем, что происходит у меня в последнее время: сначала у доктора среди бела дня выгорело полквартиры, в которой мы жили, — затараторила она. — Проводка была исправна, квартиру подожгли! Затем под дверью уже моей квартиры стали появляться чужие мешки с протухшим мусором, мне подкинули набитую тухлятиной игрушечную собаку… И все это время меня не покидает ощущение, что за мной следят! Полковник, казалось, совсем ее не слушал. Прошла вечность, за которую он успел грубо отбрить кого-то в мобильный. — Успокойся, — наконец приблизился он к бывшей любовнице. Его подавленный, потухший взгляд выражал тревогу, схожую с той, какая была в глазах Аньки и доктора… — Психика человека — дремучий лес. Я не знаю, что с тобой происходит, но, если этот безумный порыв, — он ткнул пальцем в компьютер, — вызвал очередной острый кризис, я постараюсь это принять, хотя понять это выше моих сил. — Что понять?! — снова сорвавшись на крик, перебила Самоварова. Полковник отвел взгляд: — Тебе нужно отдохнуть, подлечиться. Она себя ненавидела — маленькую, жалкую, потную, раздавленную кабинетными стенами, старую и ненужную. Пол в кабинете полковника был выложен простенькой плиткой — квадратик серый, квадратик темно-серый, а между ними, по диагонали, незатейливый декор с завитушками. |