Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
– Ну… – Вася подумал, – преувеличиваю. Слегка. Очень важная книга. Очень страшная. – Клод Леви-Стросс, – прочла Розка, водя пальцем по обложке, – это кто? «Взаимоотношения… между ритуалами и мифами… ближних людей». – Соседних народов, дурында, – сказал Вася. – Ну да, соседних народов. Я просто сразу не поняла. Конечно соседних народов. А зачем тебе? – Для кандминимума, реферат буду писать, – пояснил Вася. – А чего это я… – А ты обязана исполнять любое мое желание. Ясно? Потому что ты маленькая и беззащитная. Даже я над тобой начальник. Ясно? – Ну… У тебя что-то из рюкзака выпало. – А! – Вася наклонился и поднял пучок черных перьев, связанных метелочкой. – Вася, это что? – спросила пораженная Розка. – Очень важная вещь, – рассеянно ответил Вася, заталкивая пучок обратно в рюкзак. – Ладно, я пошел. Мне еще кубинца работать. А ты пока книжку почитай, все дело. И это… ты Лену Сергеевну не очень зли, ладно? А то она тебя в жабу превратит. – А она может? – с замиранием сердца спросила Розка. – Надеюсь, – печально сказал Вася. – У всех есть скрытые возможности. Должны быть. Иначе какой смысл жить на земле? Ладно, пока. Чао-какао. Он подхватил рюкзак, помахал ей рукой и вышел. Розка вздохнула, покосилась на дверь, затолкала Леви-Стросса в ящик стола и опять взялась за Анжелику. «В голубых клубах табачного дыма, проникавших через открытую дверь, Анжелика казалась неправдоподобно прекрасной. В этой хрупкой и нежной женщине нельзя было узнать ту не знавшую усталости всадницу, вместе с которой он проделал весь путь от самого Голдсборо. Она словно сошла с одной из тех картин, что висят во дворце губернатора Квебека, и стояла сейчас перед ним с золотистыми распущенными волосами, в ярко-малиновом плаще, положив тонкую белую руку в кружевном манжете на грубо обструганные перила». Розка посидела еще с минуту, поджав под себя ногу. Потом встала и подошла к круглому зеркалу рядом с вешалкой, вытащила из рукава зеленого пальто розовый японский платочек с золотой ниткой и повязала его на шее бантом, после чего изящно облокотилась о вешалку и поглядела в зеркало. Она попробовала выглядеть загадочно и томно, но получилось как-то неубедительно, вдобавок она отчаянно напомнила себе котенка из Катюшиного календаря. – Очень приятно, шевалье, – томно произнесла она, улыбаясь и расправляя рукой концы шарфа, – позвольте выразить вам… выразить вам… – Роза, – произнесла Петрищенко с отвращением, – что это ты делаешь? * * * – Опять наш? – Вася прикрыл глаза и на какое-то время замолк, что было непривычно и страшно, потом так же, с закрытыми глазами, полез в карман за «Беломором», и Петрищенко, которая, вообще-то, в кабинете курить не разрешала, на сей раз промолчала. За окном дул ветер, на ярко-синих волнах блестели белые гребни, и даже отсюда было видно, какое оно, это море, холодное. – Как Лещинский? – спросил Вася на всякий случай. – Уже даже и не кричит, – ответила она печально. – Он хотя бы помощь какую даст? – Говорит, даст. – А вы этого видели? Ну, этого… – Видела, – вздохнула она. – Лещинский на машине отвез. На своей. – Точно наш? – Куда точнее, Вася. Она прислушалась к себе. Там, где раньше сидел противный, гложущий страх, сейчас была пустота. Когда я перестала бояться? – подумала она. И почему? – Хотя бы известно кто? – Человек, – устало сказала она. – Александр Борисович Бескаравайный. На стадионе его нашли, на беговой дорожке. Поздно вечером. Практически ночью. Там по вечерам всякие любители бегают, они его и нашли. – Ноги? – деловито спросил Вася. – Да. – В порту работал? – На метеостанции. Такой… По всему, немножко с приветом. – А что он делал на стадионе? – Бегал. Каждый вечер. Каждый вечер на стадионе. – Это который «Трудовые резервы»? – Да. – Понятно, – задумчиво произнес Вася, при этом он продолжал разминать папиросу, не замечая, что из нее уже сыпалась труха. – То есть ничего не понятно… – Кто это, Вася? Кто это может быть? – шепотом спросила Петрищенко. – Не знаю, Лена Сергеевна. Нетипичный случай. Не знаю. Двое – слишком маленькая статистика. – Типун тебе на язык. – Я к тому, что непонятно, где тут общее. Ну, правда, оба – мужчины. Непонятно, это важно или нет. Один грузчик, ну водитель автокара, а этот… – Бездельник, – твердо сказала Петрищенко. – Тунеядец. Я говорила с его женой, – она передернулась от тоски и ужаса, – она дом на себе тянула, а он – дурака валял; работа не бей лежачего… За собой следил, голодал по системе, бегал. Философский труд писал. – Тогда он не тунеядец, а философ, – рассудительно сказал Вася. – Философ-надомник. В общем, поглядеть надо – в кадрах взять… все что есть; трудовая, характеристика, может, карточка из поликлиники… Сядем, разложим, подумаем. Вместе сядем… – Вместе сядем, это точно, – машинально отозвалась она. – Да ну вас, Лена Сергеевна, все шутите. А что жене сказали? – Показали лицо, ноги не стали. Сказали, маньяка работа. Похоронят в закрытом гробу… ну вот. Ты кубинца отработал? – Ага. Чисто все. Сейчас на кубинцев редко что цепляется. Я, Лена Сергеевна, по порту походил, поглядел. Нет его в порту, ну это теперь понятно. Он на склонах ошивается, около стадиона. Я пойду туда, пощупаю, ага? Пока светло. Розку с собой возьму. – Белкину? Это еще зачем? – Вот вы ее посадили рядом с Катюшей, а это нехорошо, Лена Сергеевна. Вредно ей это. Потом, ходит один мужик, выспрашивает… непонятно. А с Розкой – понятно, что глупость одна. – Она, Вася, по-моему, и вправду дура. – Да нет, просто зеленая еще. Зелененькая. Глупенькая. И пальто у нее зеленое. И ногти. А шарфик – розовый, оцените, Лена Сергеевна. Может, все-таки проинструктировать ее на всякий случай? Серьезное ведь дело. – Страшное дело, Вася. Не надо пока, просто скажи ей, ну… – Уж найду что, вы не волнуйтесь, Лена Сергеевна. Так я пошел? – Ладно, Вася, иди. Вернешься, подумаем вместе. А я пока личные дела в кадрах затребую. И это, осторожней, а? – Кому вы это говорите, Лена Сергеевна? – удивился Вася. * * * – Вот ты на каблуках ходишь, – упрекнул Вася, – а это вредно. Искривляет свод стопы. Будешь потом хромать, как японка. Япо-оночка. – Как хочу, так и хожу, – буркнула Розка, краснея. |