Книга Колючка, страница 30 – Интисар Ханани

Тем же вечером в дверь моей спальни коротко и громко стучат. Я отвлекаюсь от расчесывания волос и улыбаюсь. Наверное, это Виола пришла снова обзывать меня гусем за то, что я подложила красное платье ей на матрас. Но нельзя же было в самом деле думать, что я просто присвою ее одежду и ничего не отдам взамен.

Стук повторяется. Я скручиваю волосы в растрепанный пучок и открываю дверь. В сумрачном коридоре стоит Матсин эн Корто. Я моргаю, будто он может исчезнуть, стоит только приглядеться, но воин по-прежнему передо мной, серебряное колечко в его левом ухе поблескивает в темноте. Он сдержанно кланяется и произносит:

– Верия Торния пойдет со мной.

Я нерешительно спускаюсь следом. Уже стемнело, в конюшнях тихо, все лошади отдыхают в стойлах. Негромкие отголоски беседы плывут по коридору из общей комнаты.

На улице стоит остальная квадра, Матсин сажает меня в поджидающую карету и захлопывает дверь. По щелчку кнута мы трогаемся, карета разворачивается и дребезжит по Западной дороге в сторону дворца. Наверное, король хочет еще раз расспросить меня, но зачем обставлять все именно так? Возможно, экипаж призван напомнить мне, от чего я отказалась, а может быть, стражи нужны, чтобы припугнуть.

Однако вовсе не к королю приводит меня тихими коридорами квадра. Когда Матсин открывает двери в небольшую гостиную и кивком приглашает меня войти, я вижу принца.

Внутри очень светло, перед маленьким очагом стоят два повернутых друг к другу низких креслица, пол застелен пушистым тканым ковром, у стены притаился письменный стол со стулом. Принц молча ждет посреди комнаты.

Я торопливо приседаю в реверансе, склонив голову, чтобы скрыть смятение. Что Кестрину от меня нужно, если я для него лишь отвергнутая компаньонка Валки? Позади Матсин закрывает дверь, и мы остаемся одни.

– Встаньте, – произносит принц уже знакомым голосом.

Я выпрямляюсь, поднимаю голову и встречаю его взгляд. Он точно такой, каким я его запомнила; темные глаза блестят в свете ламп. Только лицо теперь кажется изможденным и усталым.

– Прошу прощения за то, что пришлось так грубо вызывать вас сюда, – к сожалению, во дворце почти никто не говорит на вашем языке. Надеюсь, вы не обиделись.

Голос у него мягкий, даже слащавый, и полностью скрывающий истинные чувства. Я помню, как Матсин говорил на моем языке с солдатами из дома во время путешествия. И говорил довольно хорошо. Он вполне мог все объяснить сегодня вечером, не будь ему приказано иное.

– Вовсе нет, Ваше Высочество, – отвечаю я как подобает. Если у меня и были мысли о том, чтобы предостеречь Кестрина лично, все они разбились об эту его мелкую ложь. Он расчетлив и послал за мной, исходя из собственных интересов. Сейчас нужно беспокоиться только об этом.

– Я рад, – говорит принц, подходя ближе. – Хочу попросить о небольшом одолжении. Мне нужно написать письмо для вашей королевы. Я горжусь умением говорить на вашем языке, но еще не до конца освоил его письменную форму. Вы мне поможете?

– Конечно, Ваше Высочество.

Сердце до боли громко колотится в ушах. Что ему нужно от матери такого, чего не может попросить Валка?

Принц указывает на письменный стол.

– Я все продиктую, – поясняет он, пока я сажусь. А сам занимает место на углу и наблюдает за тем, как я готовлюсь писать.

Кестрин диктует короткое вежливое письмо, начинающееся обычным обращением к «Ее Величеству Королеве», продолжающееся просьбой «отправить плащ, подарок Его Величества Короля Менайи, что Ее Высочество принцесса позабыла дома», и завершающееся «искренней благодарностью». Дописываю я с мокрыми ладонями и узлом в животе. И все это время он не отводит от меня взгляда.

Я откладываю перо и отдаю письмо принцу. Он принимает его и вдруг, к моему удивлению, идет к маленькому столику между кресел и берет с него другую бумагу. Стоя ко мне спиной, Кестрин изучает оба листка. Я поднимаюсь и вытираю ладони о юбку. Отсюда непонятно, что он держит в руках, и понимать мне совершенно не хочется. Я предпочла бы сейчас уйти и никогда не возвращаться.

– Ваше Высочество, – решаюсь наконец сказать пересохшими губами. Он смотрит на меня через плечо. – Могу я вернуться к себе?

Он опускает бумаги.

– Ваше письмо вызывает у меня определенные вопросы.

– Ваше Высочество?

Я молюсь о том, чтобы он не приметил дрожи в голосе. И наконец начинаю понимать его игру – при дворе наверняка должны быть писари, способные с легкостью написать моей матери такое послание. Почему он не обратился к ним?

– Присядьте со мной. – Он устраивается в одном из кресел, не выпуская из рук бумаги. Я на негнущихся ногах иду ко второму.

– Похоже, вы рассердили принцессу Алирру во время путешествия, – отмечает он. Я согласно склоняю голову. Определенно похоже. – Тогда объясните мне, почему согласились написать за нее письмо к матери?

– Ваше Высочество? – Слова выходят едва громче шепота.

Я встречаюсь с ним глазами, и он улыбается. Эта улыбка не предвещает ничего хорошего.

– Вероятно, вы позабыли. Я переписал все в точности, чтобы напомнить вам. Слушайте:

«Дорогая матушка!

Минуло два дня с нашего прибытия в Таринон. Я надеюсь, вы простите мою медлительность в написании вам, поскольку я была очень занята. Но я уверена, что лейтенант Балин благополучно донес до вас доклад о том, что оставил меня в добром здравии, и надеюсь, что вы не тревожитесь.

На границе нас встретили двое лордов короля, зовущиеся Филадоном и Мелькиором…»

– Мне продолжать? Или что-нибудь вам все-таки знакомо? – любезно спрашивает принц.

– Знакомо, – хрипло отвечаю я.

– Почему же?

Я мотаю головой. У меня нет иных объяснений, кроме правды, но правду эту я не смогу рассказать, даже если пожелаю.

Он бросает письмо на столик между нами.

– Я не поверю, что Алирра хочет общаться с вами и достаточно вам доверяет, чтобы просить писать за нее послания. И она точно не попросила бы написать письмо настолько откровенного содержания. Тогда почему же, скажите, вы его все-таки написали?

Я не свожу взгляда со своих рук. Они аккуратно сложены на коленях, пальцы одной укрывают другую. Нужно что-то ответить, я это знаю. И все же отпускаю себя дальше в глубины отчуждения, всегда спасавшего меня раньше, если не от боли, то по крайней мере от жгущего изнутри страха.

– И как, наконец, вы сумели даже подписать его? – Голос у него низкий, густой, налитый недоверием. – У вас не только почерк, но и подпись принцессы. Я сравнил ее с подписью на бумагах о помолвке и не нашел никаких различий.

Я продолжаю изучать форму собственных пальцев и то, как прячутся тени в лодочках рук.

– Смотрите на меня.