Книга Аэций. Клятва Аттилы, страница 65 – Алекс Тавжар

— Иди к Онегесию и скажи, что я у костров, — сказал он Ильдике. — А на встречу с папой поеду утром. Представлюсь ему аттилой. Только никому об этом ни слова. Для остальных я по-прежнему посланник римлян. Договорились?

— Договорились, — с готовностью произнесла Ильдика.

Онегесий

В шатре Онегесия не было.

— Он на озере, — ответил охранник.

В другое время Ильдика приказала бы её проводить, но не хотела, чтобы кто-то подслушал их разговор, и отправилась к озеру одна. Идти было близко. Озеро находилось сразу за лагерем, выглядывало из диких зарослей серыми песчаными берегами. В темных вечерних сумерках это место выглядело пустынным и жутковатым. У самого берега мерно покачивалась плоская лодка-однодеревка. В ней виднелся дорожный мешок. Но самого Онегесия не было видно.

Ильдика медленно шла сквозь колосья летнего сухостоя и с тревогой оглядывалась по сторонам. Возле самого озера Огнегесий внезапно вышел навстречу. Дорожный плащ укрывал его плечи.

— Куда ты собрался? — испуганно произнесла Ильдика.

— А зачем я здесь нужен? Теперь вы и без меня разберетесь, — сказал Онегесий. — Аттила тебя никому не отдаст. Небось, как услышал, что станешь моей женой, так и вскинулся на дыбы. Теперь он будет с тобой. Не упусти его снова.

— Так ты нарочно это затеял? — остолбенела Ильдика. — А сам жениться не собирался?

На губах, припорошенных седыми усами, мелькнула усмешка.

— Собирался — не собирался, какая разница? Главное вышло как надо. Аттила вернется в Кийгород и снова возглавит скифов. А то пришел бы какой-нибудь Во́дим. Вот и грабил бы наши земли под видом торговли с Империей.

— А может, ты просто хотел отомстить за убитого родича?

— Это аттила тебе сказал? — Онегесий покачал головой. — О мести я даже не помышлял. Когда-то Кий поручил мне за ним присматривать. Для меня он все тот же мальчишка, которого нужно оберегать. Но, видно, он не нуждается в старом друге… Ладно, прощай.

Он махнул рукой и двинулся к озеру, но Ильдика забежала вперед и заслонила его от лодки.

— Значит, вот как? Решил убежать тайком? Пока я здесь, ничего у тебя не выйдет! Сначала поговори с аттилой. А потом поступай, как знаешь!

Онегесий молча взглянул на неё, словно хотел отодвинуть с дороги глазами.

— Аттила ждет у костров, — сказала Ильдика, выдержав этот взгляд, и добавила от себя. — Помирись с ним. Хотя бы ради меня.

* * *

Пока они препирались, пока добирались до лагеря, вечернее небо над их головами померкло.

Возле дозорной заставы синеватую мглу озаряло яркое пламя костров. Их огни отгоняли от лагеря мор — такое было поверье у гуннов. Бо́льшая часть их шатров находилась в лесу. В эту пору там было тихо, многие спали. А те, что бодрствовали, собрались у костров. Время от времени приходили сюда и дозорные, сторожившие лагерь — выпить меру-другую пива, отдохнуть, перекинуться парой слов с остальными и снова уйти в темноту.

На разговор к аттиле Онегесий пошел один. Ильдика остановилась поодаль, незаметная в темноте.

Возле костров было людно. Подвыпившие вояки стояли тесной гурьбой и говорили громкими голосами. Толкали друг друга, хлопали по плечу. Смеялись, должно быть, скабрезным шуткам. В походе Ильдика наслушалась их в избытке.

Аттилу она увидела сразу. Узнала по бритому подбородку и взъерошенным волосам. От пива у него блестели глаза, но в отличие от других он держался вполне достойно, не шатался и крепко стоял на ногах. Со всех сторон его окликали и, как показалось Ильдике, старались поддеть. Он отвечал на поддевки довольно резко, ведь даже теперь, выдавая себя за посланника императора — все равно оставался аттилой. Ильдика невольно его выделяла и всё не могла привыкнуть к новому облику молодого знатного римлянина, который нравился ей несравнимо больше, чем прежний.

Онегесий остановился шагах в пяти от костра. Заметив его, аттила прищурился и развернулся навстречу. Из-за ветра и шума, Ильдика не слышала, о чем они говорят. Онегесий не двигался с места. И тогда аттила сам к нему подошел. Обнял его за плечо и повел к остальным.

Теперь помирятся, облегченно вздохнула Ильдика и пошла обратно в шатер. А там увидала Зеркона. Он мирно похрапывал, удобно устроившись на её покрывалах. Видно, сморило после долгой дороги. Ильдика не стала его будить. В эту ночь аттила к ней не придет. Просидит до утра с Онегесием. Им надо о многом поговорить.

Осенью того же года. Домус магистра армии в Равенне

Аэций выходил из таблинума, когда за стеной в перестиле послышался громкий шум.

— Отец! Отец! — закричал его младший сынишка Гаудент, кидаясь навстречу. В отличие от погибшего Гаудента он был рыжим и в этом походил на вторую жену Аэция Пелагею. Присматривать за шестилетним сыном ей помогала прислуга, но, видимо, что-то происходило при входе в перестиль.

Аэций поднял мальчика на руки.

— Что такое? Почему ты кричишь?

— Там какое-то чудище, ужасное, горбатое, ползает по полу и рычит, — выпучивая глазенки, рассказал Гаудент.

— Хм, рычит?

— Да, вот так. Р-р-р-р… — изобразил Гаудент.

Кто бы это мог быть, подумал Аэций. Не Зеркон ли вернулся? Чужого охрана не впустит, а этот любит чудить. Наверное, хотел рассмешить Гаудента, а вместо этого напугал.

— Ну, пойдем, посмотрим, — сказал он сыну, а тот ни в какую и сразу начал рыдать. Рассказать ему, когда вырастет — не поверит, ведь станет бесстрашным и сильным. А пока пугается даже воро́н.

Следом за мальчиком в сопровождении двух охранников, вооруженных щитами и пиками, прибежала его мать Пелагея, величественно-прекрасная и роскошно одетая. Последнее время даже слишком роскошно — из боязни отстать от сенаторских жен, которым во всем подражала.

— В перестиле твой давний знакомый, — сказала она с укором. — Охрана его впустила, и теперь не может унять.

Аэций кивнул. Оставил ей сына и пошел разбираться.

* * *

Посреди перестиля, как он и думал, буянил Зеркон. Кидался в охранников фруктами, лежавшими на столе в золоченых чашах. Судя по бессмысленному выражению глаз и неловким движениям, карлик был пьян.

— А вот и хозяин домуса! — провозгласил он, увидев Аэция, и вместо того, чтоб метнуть виноградину, сунул её в рот.

— Иди за мной, — сказал Аэций, делая знак охранникам, что справиться сам.

— Опять в таблинум? — спросил Зеркон, послушно следуя за ним по пятам. — Не хочу в таблинум! Там мрачно. Давайте останемся здесь.

В таблинуме он сразу скакнул на сиденье с длинной вычурной спинкой, на котором можно было удобно устроиться полулежа.

— Всемилостивейше прошу меня извинить. Вино у служителей храма такое крепкое, что старому норку не устоять на ногах.