Именно Гюс Аразак проводил Марлену на третий этаж, в спальню Маргариты, обставленную в нежно-зеленых цветах. Он не ушел, а уселся с подушкой на пол, неподалеку от девушек.
– Не обращай на него внимания, – обняла Маргарита подругу. – Он останется и будет слушать всё, что мы говорим.
Марлена не знала, что больше ее удивило: присутствие соглядатая или то, как выглядела баронесса Нолаонт. Скромные, закрытые наряды, какие Ортлиб Совиннак предпочитал видеть на супруге, ушли в прошлое вместе с его прежним положением. Для встречи герцога Маргариту одели в изумрудного цвета платье с огромными вырезами на спине и груди, а ее волосы едва прикрывала сетка с массивным ободком: ныне барон Нолаонт желал хвастаться красотой своей женщины перед другими придворными и вызывать их зависть.
– Что это значит? – спросила Марлена, кивая на Гюса Аразака. – Почему он останется?
«Потому что я сейчас в плену у человека, которого все считают моим супругом, – чуть не ответила Маргарита. – И так будет продолжаться, пока он и впрямь не обвенчается со мной. Боится, что я попрошу помощи у тебя или брата Амадея или еще чего-нибудь сделаю».
– Ортлиб переживает за мою безопасность, – с хмурым лицом солгала Маргарита. – Еще весьма неспокойно – так он говорит. Лучше его спроси, если он появится.
– Платье у тебя такое… – пыталась найти слова Марлена. – Красивое… И открытое. Я тебя и не узнала бы.
– Платье, достойное баронессы Нолаонт, – безрадостно усмехнулась Маргарита.
Дамы сели на скамью, покрытую полосатым атласом, а Гюс, не вставая с подушки, передвинулся ближе, чтобы лучше их слышать. Из-за него беседа не складывалась: обменявшись общими фразами, подруги в неловкости замолчали.
– Могла бы ты навестить мою семью, – попросила Маргарита. – В зеленом доме, сразу за Судом. Хотелось бы знать: что с домом и как они там. Мой супруг говорит, чтобы я не тревожилась, но я тревожусь.
– Я сегодня же схожу туда, – согласилась Марлена, при этом думая, что и в храм Благодарения она обязательно заглянет.
Подруги еще немного поговорили, и Марлена покинула башню.
________________
После слов Марлены о том, что она больше не вернется, брат Амадей сник и потерял ко всему интерес. Рагнер нашел его вечером на той же скамье и заставил немного поесть. До полудня следующего дня праведник не выходил из своей кельи. Рагнер вынудил его отворить дверь угрозой, что сломает и ее. Брат Амадей снял засов, мрачно глянул на ведро с нагретой на солнце водой и безучастно упал на жесткую кровать.
– Поднимайся, монах, – потребовал Рагнер, ставя ведро на пол и доставая из прорехи рясы тонкий кинжал. – Будем тебя в надлежащий вид приводить. А то бородатый стал, на голове непорядок… Дамы этого не любят. Потом помоем тебя, а то уже воняешь на весь свой сад.
– Оставьте меня, – несчастным голосом говорил брат Амадей, пока Рагнер его поднимал и усаживал на кровати. – Незачем всё это…
– Как это незачем? – принялся намыливать его бороду Рагнер. – Я помню, как ты вылизывал себя, стоило ее голос услыхать. Придет снова – ахнет и вконец потеряет голову. Мужик ты красивый…
– Она больше не придет, – признался брат Амадей. – Так и сказала. Я ее разочаровал… Обманул ее ожидания как духовный наставник. Она сбежала!
– А корзинку занесла! – стал брить его лицо Рагнер. – Притихла за деревцем и любовалась, как ты слезы льешь. Значит, раз однажды вернулась, то еще придет.
– Вам нужно уходить. Она может рассказать о вас…
– Молчи, – предупредил Рагнер, медленно снимая густую поросль с лица брата Амадея. – А то клинок очень острый. Молчи и слушай. Я мало в дамах понимаю, но ты еще меньше. Всё, что я могу сказать, что и она в тебя влюблена. И, наверно, давно. Так что имей это в виду. А что до меня… Сдаст она меня, не сдаст, – какая разница? Без тебя, монах, меня всё равно поймают. Где мне прятаться? Рот раскрою, зубы покажу, – и к Ивару в гости. Как ты там болтал… На всё воля Божия – вот и проверим.
– Расскажите мне всё, – попросил брат Амадей, пока Рагнер вытирал кинжал. – О том, что вы говорили… О том, что видели за Линией Огня?
– Передумал идти на Божий Суд?
– Нет, не передумал. Я отправлюсь туда. Но хотел бы знать… Много думал и понял, что хотел бы знать прежде, чем там погибну.
– Дурак ты, монах, – снова начал брить подбородок праведника Рагнер. – Зачем тебе умирать? Ради чего? В Раю, похоже, жутко скучно, раз даже из Элизия души назад на землю бегут… Слушай, – посмотрел он в глаза священника, отрывая от его бороды кинжал, – поехали и ты со мной в Лодэнию. Язык ты знаешь… Скажем, что ты с острова Утта, имя тебе дадим нормальное, а то Амадей какой-то… Слащаво больно… То ли дело… Амадкварт? Амадрюварт! А? Звучит? Или Амадхухдамт? Как тебе? Или Хильдебрант, – засмеялся Рагнер, глядя на строгое, наполовину побритое лицо священника. – Было бы забавно… И красавицу твою с собой возьмем. Что ей тут без тебя делать?
Брат Амадей помотал головой, Рагнер же продолжил снимать густую поросль с его лица.
– Ты подумай, монах, не отказывайся сразу. Умереть всегда успеешь, а вот славно пожить – наука хитрая. Пнуть тебя из Экклесии, уже пнули. Что теряешь?
– Меня не пнули, – возразил брат Амадей. – Мне нельзя проповедовать, и всё. Я до сих пор священник: именной крест у меня не изъяли. Могу проводить все ритуалы и отпускать грехи. Конечно, – вздохнул он, – только в самом редчайшем случае. Если совсем никто меня заменить не может. В самом-самом редчайшем случае…
– Да… Вот в этом весь ваш брат в синей хабите. И свободы не дадут, и работать не позволят… – усмехнулся Рагнер.
– Герцог Раннор, – задумчиво отозвался брат Амадей. – О вас я тоже размышлял. Быть может, все ваши слова… Они опаснее, чем вы думаете. Вам надо срочно помириться с духовенством и больше не проявлять неуважения.
– Я не воюю с Экклесией. Упаси меня! – притворно вздрогнул герцог.
– Ваши мысли и то, что вы говорите… И что делаете… Я про Великое Возрождение. Да, за угрозу штурма в Главный Судный День, даже за штурм, случись он, вас нельзя отлучить от веры. Экклесии важно, чтобы меридианцы искренне помогали Божьему Сыну молитвой. Переодевание в послушника, представителя третьего сословия, тоже допустимо, но… Экклесия вам всё это припомнит – нет сомнений. И то, что вас боятся священники и вывозят сатурномеры из храмов, – это вам тоже припомнят. Страхи нового святотатства и вынужденные хлопоты, мягко говоря, вовсе не по душе духовенству. Оступитесь и… Разговоры о том, что вы были за Линией Огня, – этого будет достаточно для отлучения от веры. Не стоило вам говорить мне и того… про Святую Землю Мери́диан. Я же священник, борьба с ересью – мой долг, а вы меня едва знаете. Вам нужно лучше таиться, если еще не поздно.
Рагнер тяжело вздохнул.
– Прав ты… но и преувеличиваешь… Я одинокая оса, что бесполезно жужжит и грозит жалом, – бестолковое насекомое: ни меда с меня, ни воска, как сказал мой новый дедуля, лишь беспокойство и раздражение от шума… Я сам рад молчать. Так и стараюсь. Просто… прорывает иногда.
