– Ну раз так, то пусть… – пробормотал Огю Шотно и пошел вслед за супругой в дом.
Брат Амадей переговорил с караульными у Южной крепости, и те с радостью пропустили таких гостей: в часы, когда войско сражалось против Лодэтского Дьявола, помощь Святого Эллы казалась совсем не лишней. «Монахи» поставили в центре ристалища свой длинный ящик, а сами опустились на колени вокруг него, сложили руки домиком и начали беззвучно читать молитвы. Брат Амадей оказался единственным, кто обращался к Богу по-настоящему.
Осмотревшись, Рагнер насчитал четверых дозорных у прохода в парк, двоих у входа в крепость и еще семь гвардейцев на башнях.
«Только здесь начнется заваруха, смотровые пошлют подмогу, – думал он. – За минуты четыре с половиной набегут – не больше. Да и ладно: мы вполне успеем запереть ворота цепями – пусть ломятся, а там уже и наши ребятки подоспеют».
Из парка доносилась печальная мелодия лиры. В белокаменном замке герцог Альдриан беззаботно праздновал Меркуриалий и ожидал с минуты на минуту видеть плененного Лодэтского Дьявола, вот только пожар в лесу всё бушевал, а как воевать среди пламени или едкого дыма, барон Тернтивонт не ведал. Принц Баро исчез и, возможно, погиб – на месте, куда он отправился, нашли пятерых убитых выстрелами звездоносцев и десять лошадей. С наступлением темноты полководец Лиисема пожалел, что выступил против лодэтского герцога. Ему доносили, что пехотинцы, напуганные тем, что их пошлют на верную гибель, да еще и в лес, стали исчезать под покровом ночи. Другие бежали из-за последнего предсказания Блаженного, считая, что всё равно проиграют и будут казнены Лодэтским Дьяволом, как тот обещал. Барон Тернтивонт пока еще располагал превосходящими силами и пытался не поддаваться смятению, но понемногу сам начинал верить в то, что каким-то невероятным образом он проиграет герцогу Рагнеру Раннору.
Альдриану Лиисемскому плохих вестей докладывать не спешили, дабы не испортить помпезного торжества. Похожие на сказочных птиц и диковинных созданий аристократы собрались в парадной зале с началом часа Трезвения, намереваясь пировать, танцевать и веселиться до утра.
________________
Барон Ортлиб Нолаонт, удостоившийся чести сидеть по правую руку правителя Лиисема, заботился о том, чтобы кубок его господина оставался полным. Маргарита и Енриити занимали стулья за ним. Герцог Альдриан, белозубо улыбаясь им обеим, нахваливал красоту девичьих глаз. Бархатные очи Енриити он уподобил магическому янтарю, а Маргарите вновь досталось сравнение со Слезой Виверна.
Другие аристократы следовали примеру герцога. Граф Помононт льстил, тщательно скрывая недовольство. Он и его супруга располагались следующими за Енриити. Филиппу отвели место не на подиуме с пятикупольным шатром, а за длинным столом, рядом с господами Шотно, но они отсутствовали весь первый час торжества. Подросток грустил и любовался синеглазой Онарой Помононт.
Маргарита в этот раз выглядела ничуть не хуже первой красавицы Элладанна. Для торжества ее несколько часов убирали две покоевые прислужницы; когда же она поглядела в зеркало, то не узнала себя – она стала такой же, как все дамы из окружения герцога Лиисемского: голубое с багряным подбоем платье из узорной камки смело открывало спину и плечи; высоко поднятую грудь украшало жемчужное ожерелье с рубиновым глазом, рукава ее наряда падали до пола и сзади волочился очень длинный шлейф. Вуаль едва прикрывала золотистые волосы, завитые крупными локонами, а у лба их опутали жемчужные нити. Маргарита оказалась одной из самых неотразимых прелестниц яркого двора герцога Лиисемского. И при этом самой печальной.
С четырех до пяти часов вечера гости герцога Альдриана трапезничали, а их развлекали акробаты, жонглеры и музыканты. Маргарита сперва с охотой вкушала яства, и от услады уст ее настроение немного поднялось, но после она приметила, как всего за две триады раздалась Тереза Лодварская.
«Я тоже буду такой, – с ужасом подумала Маргарита, теряя охоту до еды. – Всегда молчаливая на людях, всегда в тени супруга. Да, так и должно быть, вот только… тенью Свиннака я более быть не хочу».
С началом шестого часа появились Марлена и Огю Шотно. Тогда же загремела громкая музыка – пары вышли танцевать, а Маргарита тихо сказала мужу:
– Филиппу уже пора. Я бы хотела пообщаться с ним и с Марленой.
– Почему бы нет, – милостиво разрешил тот. – Но… старайся общаться с госпожой Шотно как можно меньше. Мы теперь аристократы, а она нет. Я не запрещаю вам дружить, – понизил голос Ортлиб Совиннак. – Просто дружите поменьше и тайно.
Маргарита, ничего не ответив, накинула шлейф на руку и пошла к длинному столу у окон. Покидая подиум, она заметила епископа Камм-Зюрро и графиню Онару Помононт, увлеченно беседовавших и удалявшихся через хорошо памятную ей скрытую за шатром дверь, а уже подойдя к Марлене, Маргарита увидела, что заветная мечта Енриити сбылась: юную баронессу Нолаонт пригласил на танец Арлот Иберннак.
– Хорошо, что ты сама подошла, – поднимаясь из-за стола, сказала Маргарите Марлена. – Прогуляемся по зале?
Они пошли вдоль стены, порой кивая другим гостям, что беседовали или тоже здесь прохаживались.
– Скажи супругу, что тебе нехорошо, и уходи с торжества, – тихо сказала Марлена, когда девушек никто не мог слышать. – Я минут через девять уйду с Филиппом, и мы вместе покинем замок. Я лишь за ним пришла… Твой герцог уже здесь, – прошептала Марлена и одернула обрадованную Маргариту. – Не выдай нас! Спрячься в своей башне, запри дверь и будь как можно дальше отсюда. И что бы ты ни услышала, ничему не удивляйся.
Перемена, произошедшая с возвратившейся супругой, не прошла незамеченной для Ортлиба Совиннака. Он хмуро бросал взгляды на повеселевшую девушку и не мог найти объяснения блеску в ее глазах.
– Я бы хотела отойти к себе, – сказала Маргарита мужу, садясь за стол, морщась и прикладывая руку к животу. – Я нехорошо себя чувствую.
– Надо потерпеть, – прищурил глаза-прорези барон Нолаонт. – Едва начался первый бальный час. Дождемся хотя бы окончания второго часа пиршества, а потом уйдем вместе, – улыбнулся он и поцеловал руку жены. – Я тоже спешу остаться с тобой наедине, любимая, ведь в эту ночь нам необходимо скрепить духовный союз единением тел.
– Я вроде бы намного лучше себя чувствую, – похолодела Маргарита. – Ты прав, лучше будет остаться дольше: до конца торжества… до утра.
– Излишне мучить себя, – ядовито говорил Ортлиб Совиннак. – Мне важно это торжество, но твое самочувствие еще важнее. После начала часа Любви поднимемся в твою опочивальню, как положено мужу и жене. Да что же я… Тебе же нужно подготовить себя. Уйдем в середине часа Целомудрия. Тебе недолго осталось терпеть…
Маргарита опустила глаза и ничего не ответила. Ее супруг, будто изводить жену стало для него забавой, довольно откинулся на спинку высокого стула и отпил из кубка.
– Лучший поэт эпического стихосложения последних пяти лет, Феб Элладаннский, порадует нас своим новым творением! – раздался громкий голос распорядителя обедов. – Любезные мужи, восхитительные дамы и прелестные девы, насладимся же стихотворным благоречием и испьем вина за Его Светлость, блистательного герцога Альдриана Лиисемского, и за его великую победу!
