Когда все заняли свои места за столами, в центр парадной залы вышел упитанный мужчина средних лет и раскланялся. В наступившей тишине он начал с пафосом читать:
Мой стих сложен во славу высочайшего ума
И воспевает доблесть, мысли мощь и воискую ловкость,
Из-за которых короля Ладикэ́ ждет пуста казна,
А его черного приспешника – закона сполна́ жесткость.
Сей муж, он даже демона поставил на колени,
Просить того о Божьей милости принудил:
Лодэтский Дьявол, позабыв о сне и лени,
Прощенья просит, чувствуя петли на шее узел.
Господь остался глух к таким воззваньям,
Что изрекает грязный рот злодея.
А мы дадим же залп рукоплесканий
В честь победителя, пока разбойник заклинает, холодея.
Пока ждет участи позорной и срамной,
Мы восхищаемся героем без изъяна,
Тем, кто способен всех затмить своей красой!
Элладанн и Лиисем славит имя Альдриана!
Гордимся мы, что статен наш правитель,
Что он широкоплеч и длинноног.
И в то же время он большой мыслитель!
Он лучшая награда – та, что даровал нам милостивый Бог!
Маргарита с улыбкой посмотрела на каменное лицо Ортлиба Совиннака и на довольный лживыми похвалами белозубый рот герцога Лиисемского.
«Лодэтского Дьявола еще не поймали, – усмехнулась про себя девушка, – и раз он здесь, то что-то задумал. А Альдриан уже торжествует… Заслуги Ортлиба, не моргнув, себе забрал – именно его горожане будут чествовать как победителя и о нем напишут в летописях… Наверно, тоже захочет себе поставить памятник в рыцарских доспехах, как у отца, хотя всю войну лишь веселился да танцевал…»
Феб Элладаннский не зря становился лучшим эпическим поэтом пять лет подряд – он хорошо знал законы своего искусства и изобильно изливал дифирамбы правителю Лиисема еще минут девять.
________________
Немного ранее…
Баронесса Нолаонт и ее близорукий супруг не замечали того, что из спин придворных за ними внимательно наблюдал человек в желто-красном платье столового прислужника. Холодное, красивое лицо в круглом вырезе двухцветного шаперона не выражало эмоций. Только раз дернулись губы в непонятной гримасе, когда Ортлиб Совиннак поцеловал руку Маргарите, а она опустила глаза к столу. Вскоре прислужник удалился в буфетную комнату. Ходил он бесшумно да вел себя так уверенно, что даже худой распорядитель обедов, снимавший пробу с блюд, не стал возражать, когда прислужник взял вазочку с сахарными фруктами и удалился. С этой вазой Идер Монаро направился вглубь замка. Чем дальше он отходил от парадной залы, тем меньше встречал людей – прислуга любовалась на бал и наряды аристократов из комнаты для музыкантов. У спальни матери Идер тоже никого не увидел, но, постучав в дверь, сказал:
– Прошу принять подарок от барона Нолаонта.
Он сначала не узнал свою гордую мать – весь вечер она рыдала в одиночестве, и слезы обиды будто разбили ее лицо, выявив морщины. Царственная Диана Монаро, теребящая воротник у шеи, теперь вызывала жалость.
Она затащила сына в свою комнату, опасливо выглянула за дверь, плотно ее закрыла и только потом обняла его. Идер держал вазу и не шевельнулся.
– Как ты здесь очутился? – нервно спросила Диана, отпуская сына и проходя в комнату.
– Нанялся на воинскую службу. После потери сотни преторианцев, кого только туда не взяли. Я из Южной крепости. Там монахи какие-то пришли… А я договорился с дозорными – меня за деньги выпустили и дали это платье: сказал, что хочу посмотреть на торжество… Я пришел, так как собираюсь уехать в Санделию. Хочу всё заново начать. Пришел увидеться с тобой и попрощаться.
– Идер! – воскликнула она. – То, что ты натворил той ночью… Разве я тебя просила о таком? Зачем?
– Не просила. Я принял такое решение, – ответил он, ставя вазу на стол и присаживаясь на ларь у стены. – Зачем? Решил, раз ты и я страдаем, то и они должны… Но, похоже, ничего не вышло. Я только что их видел. Он ей руки зацеловывает, а ты здесь рыдаешь одна…
– Да… – Диана села рядом с сыном и погладила его волосы надо лбом. – Я одна, но не нужно меня жалеть. Женщины всё время плачут, ты же знаешь: так мы избавляемся от чрезмерной влаги, так не превращаем нашу плоть в болото и спасаем душу. Не обманывайся видом женских слез, помнишь, как я тебя учила? Мы женщины лжем вам, мужчинам, тем, что плачем, а вы дураки, всё попадаетесь… – ласково сказала она и снова пригладила волосы сына. – Я безумно рада, что он не добрался до тебя.
Идер усмехнулся:
– Меня слишком хорошо обучили, как быть незаметным… А пойдем и ты со мной. Прямо сейчас…
– Нет, Идер, не пойду… – вскинула голову Диана. – Я слишком много себя отдала ему за эти годы. Он стал градоначальником, благодаря мне, и он это помнит… Я, именно я, заслужила быть баронессой Нолаонт. И я ей буду – потому что это будет Божьей справедливостью, моей долгожданной наградой, моим возмездием. А потом я с этим выродком сама покончу!.. Прости меня, Боже, – встряхнула она головой. – Я обижена на твоего отца, Идер, я не всерьез… Не смотри на меня так, не жалей меня, – гордо подняла подбородок Диана, – только не это: не унижай меня жалостью. Я вовсе не слаба. Никогда не была слабой – и горжусь этим. Я знаю, когда молчать, а когда говорить, когда действовать, а когда выжидать. Скоро наступит мое время – просто надо потерпеть. Я знаю, что через год девчонка покончит с собой, как его первая жена. Может быть, и раньше… Лишь бы он не помер первым, и всё не досталось ребенку, которого она способна родить! Мальчику! Лишь бы она не родила сына! Этого я не вынесу!
– Да наплюй ты на него! – резко изменил своему обычному хладнокровию Идер и поднялся на ноги. – Сделай, как я! – возвышаясь над матерью, кричал он. – Наплюй и живи без него! Живи для себя, и только! И я любил его, но возненавидел из-за тебя!
– И что ты мне предлагаешь? – повышая голос, тоже встала Диана. – Выйти замуж за торговца? Ремесленника? Другого воспитателя? Я – должна быть баронессой, и я буду ей! Мы с ним вместе мечтали о титуле. И он мне его обещал. И я получу свое! Уходи, Идер, – спокойнее добавила она. – Не стоит обо мне тревожиться. Не натвори более ничего, понял? Ты взрослый муж – устраивай свою жизнь в Санделии. Я тебя воспитала сильным, как саму себя. Главное: никогда не влюбляйся, не повторяй моих ошибок, – пусть вместо этого тебя любят другие. Я точно знаю, что либо ты, либо тебя. Взаимная любовь – это обман, сказка, в какую верит тот, кто влюблен. Едва ты влюбишься, как проиграешь, – сам не заметишь, как о тебя вытрут ноги… Вот и не влюбляйся никогда, Идер. А если тебя унизят, то не прощай даже любимых, как я… Я ничего не забуду… А его девчонка – она ненадолго. И она безвредна, к тому же дуреха, каких поискать: она сама себе враг. Идер, не вмешивайся больше – я тебе приказываю!
