– Почему ты не ушла от него? – спросил Идер, с грустью глядя на мать. – Раньше, когда была красивой?
– Я и сейчас красива… – нервно улыбнулась Диана Монаро. – Это просто из-за слез… Слезы никого не красят… А не ушла я от него из-за тебя: ты – его сын, а он – твой отец… У нас же, у женщин, такой удел – рожать вас, мужчин, и страдать от вас же…
Диана Монаро повела сына к двери и на прощание очень крепко обняла его, зная, что видит Идера в последний раз. Он несмело обнял мать в ответ, зарывшись носом в ее светлые волосы.
– Теперь уходи, – приказала она, отстраняясь. – Тебе опасно быть здесь. И мне ты хуже сделаешь, если тебя увидят. Не возвращайся, Идер, слышишь?
Идер ей не ответил – молча вышел за дверь, что сразу же за ним закрылась. Покидать коридор он не спешил. Немного подумав, человек в желто-красном платье столового прислужника бесшумно прошел дальше по коридору и отрывисто постучал два раза в предпоследнюю дверь.
– Идер? – донесся из-за нее шепот Гюса Аразака.
– Я согласен убить ее, – негромко ответил тот. – Давай ключ.
– Меня самого закрыли и ключ забрали, но он будет у тех, кто меня скоро придет убивать. Спасешь меня – получишь ключ.
Идер мрачно смотрел на закрытую дверь и ничего не отвечал.
– Я же не выдал тебя, помог увидеться с матерью, – говорил невидимый Гюс. – Я не плутую… Я тебе еще кое-чего любопытного скажу…
Пока Идер слушал Гюса Аразака, он потирал рукоять тонкого, длинного кинжала, скрытого под желто-красным камзолом прислужника.
________________
Тому, кто не достиг возраста Послушания, следовало удалиться с застолья по окончании часа Трезвения. Благодаря этому предписанию Экклесии, забота о Филиппе стала для Марлены отличным поводом покинуть торжество. Она солгала мужу, что вернется в замок, как только уложит подростка спать, но Огю Шотно отошел вместе с ней и Филиппом, словно что-то подозревал.
Зайдя в дом из светлого ракушечника управитель замка направился в гостиную, а Марлена увела Филиппа наверх. К удивлению подростка, его вовсе не собирались укладывать спать. На втором этаже, в маленьком коридоре, Марлена ему сказала:
– Я только возьму сумку, и мы пойдем к вам домой.
Короткая радость Филиппа сменилась разочарованием.
– Но я не хочу, – запротестовал он, хлопая глазами точь-в-точь как Маргарита. – Там же – ах! – Лодэтского Дьявола скоро свезут. Меркуриалий же!
– Празднование скоро закончится, – погладила его по голове Марлена. – Не возражай мне и не капризничай – и тогда я испеку сладкий-сладкий пирог с яйцами, как ты любишь.
– Идет! – обрадовался Филипп. – Но мы ведь вернемся назавтру?
Марлена лгать не любила, а тем более тем, кто имел детский разум.
– Не сомневайся в том, что завтрашний день удивит тебя даже больше, чем сегодняшний, – выкрутилась она.
В хозяйской спальне Марлена достала из свадебного ларя сумку и огляделась – более она не собиралась сюда возвращаться.
«Более трех лет супружества… – думала Марлена, проходя на середину комнаты и трогая занавес. – Почти три с половиной года в ночах на этом ложе и в днях у окна с видом на замок… Огю распоряжается хозяйством такого большого дома – замка герцога: ругается с прислугой, высматривает их огрехи и считает расходы. Приходя в свой дом, он отдыхал – так он сам говорил. К его возвращению я зимой грела ему домашние башмаки, летом его ждал холодный напиток, перед сном – ароматная вода для омовения. И, конечно, я всегда заботилась о его тутовой наливке. Он говорил, что вокруг каких только яств нет, но только тутовую наливку он никогда не разлюбит… и меня тоже, как эту наливку. Я же улыбалась и думала, что он такой малыш в свои сорок лет… Ему нужна была мама и жена в одной женщине, а вместо молока – тутовая наливка, – и он был счастлив… И я тоже была счастлива. Да, в этом доме мне бывало очень хорошо… – еще раз оглядела спальню Марлена. – Всё же было и много хорошего за эти три с лишним года. Огю стал мне близок…»
Она присела на кровать и погладила подушку, вспоминая, как муж забывался сном, уложив свою голову промеж ее грудей, и сладко причмокивал, будто дитя.
«Все три года Огю был мне вместо малыша, ранимый и слабый… Только здесь, со мной, он становился настоящим… Жаловался мне, что его деда герцоги Лиисемские почитали за близкого друга, отца – за уважаемого человека, а его самого держат за прислугу, хотя он достоин титула за свои непосильные труды. И он не понимал, отчего так, а я, хоть знала ответ, ни разу не сказала правды: что его попросту не любят и не уважают, потому что он – это он – тот, кто сам никого не любит и никого не уважает. Я думала, что он хотя бы меня любит, но ошиблась… Он любит одного себя и искренен в своих заблуждениях, когда принимает любовь к себе за любовь ко мне. Я никогда не смогу простить его, но… кажется, мне его жалко. Жалко, как увечного… Разве он виноват в том, что не умеет чувствовать сострадание как другие люди? Жалея одного себя, он живет без сердца, как иные живут без ноги или руки…»
Вставая с кровати, Марлена вздохнула и с сумкой в руках быстро вышла за дверь, словно боялась, что еще немного и она передумает бежать. Спустившись вниз, она попросила Филиппа подождать ее на улице.
– Огю, – зашла она в гостиную, где ее муж пил тутовую наливку. – Я больше не вернусь. Прощай. Ты свободен и можешь жениться вновь. Скажешь, что я заболела проказой и удалилась в монастырь. Уверена, ты всё сможешь ловко устроить и всех обмануть… Искать меня никто не станет, но на всякий случай купи для меня стелу рядом с могилами отца и брата. Это всё. Живи с этой минуты как угодно.
Огю Шотно, подскакивая на ноги, взвыл и подбежал к ней.
– Как не вернешься, – выпучил он страдальческие глаза. – Что значит «ты свободен»? Что значит «как угодно»?
Марлена без смущения ответила, глядя ему в лицо:
– Я полюбила другого и изменила тебе с ним, Огю. Я собираюсь бежать с ним очень далеко. В другое королевство… Я исчезну, а ты после похорон моего имени получишь свободу.
– Стой! – схватил ее за плечо Огю. – Этот священник? Брат Амадей, который здесь… с монахами, – медленно добавил он, начиная понимать, что происходит. – Брат Амадей был в плену у… Марлена?! – изумился Огю. – Ты меня попросила впустить в замок людей Лодэтского Дьявола? И бежать с ними собралась?
Марлена убрала руку мужа со своего плеча.
– Ты всегда был слишком умным, – с досадой сказала она. – Иди… Беги и ты… подлизывайся к мерзкому убийце моего брата, к этому Свиннаку! Сообщи ему, заслужи милость, а мне пора уходить! Филипп должен быть за замковыми стенами, быть в безопасности.
Огю Шотно помотал головой.
– Без меня тебе не выйти. Лучше я сейчас пойду с вами. И потом тоже… Туда поеду, куда и вы отправитесь.
– Огю? – не поняла Марлена. – Ты со мной и Амадеем поедешь? Как кто?
