– Разберемся, Марлена, – засуетился управитель замка. – Я только возьму сбережения, и мы пойдем. Не бойся подвоха… Я проведу тебя и Филиппа за ворота. Да и в городе сейчас уже темно и небезопасно. Вы ведь через весь город пойдете к этому отроку домой?
Марлена кивнула.
– Огююю, – умоляюще протянула она. – Не стоит тебе с нами ехать. Тебе будет больно.
– Мне будет больно, если ты вот так и уйдешь с обидой на меня, – решительно заявил Огю. – Не переживай: я не ревнив, – солгал он. – И я слова не скажу ни тебе, ни брату Амадею. Буду жить в одном городе с вами. Возможно, ты меня когда-нибудь простишь и будешь приглашать на обеды как друга. Это всё, чего я хочу.
Марлена, не желая тратить драгоценное время, сдалась, и спустя триаду часа они втроем вышли за Первые ворота. С холма им хорошо был виден полыхавший вдали лес. Запах гари уже достиг белокаменного замка.
________________
Рагнер и другие «монахи» появились в замке незадолго до часа Воздержания. Через несколько минут после начала их «молитвы» молодой мужчина в форме преторианца, но без кирасы и шлема, пересек ристалище, подозрительно посматривая на плечистых священнослужителей. Рагнер встретился с ним взглядом, вложив в него всю свою любовь, как делал брат Амадей. Это подействовало – гвардеец успокоился, перестал на них пялиться и направился к караулу у прохода в парк.
Рагнер, наоборот, стал изучать незнакомца.
«Вроде бы ничего особенного, – думал он, – но идет плавно и тихо. Шагов не слышно. Необычно как-то».
Гвардеец что-то передал дозорным и получил новую желто-красную одежду, а после его выпустили в парк. Рагнер же нахмурился: даже один человек мог наделать много шума.
«Если вернется не вовремя, то может стать крупным затруднением, – продолжал рассуждать Рагнер. – Но что делать? Сейчас всех тут убить – только всё испортить. Пусть уходит. Остается надеяться на его и мою удачу. Воля Божия, будь она неладна…»
Рагнер снова сосредоточил свое внимание на цитадели крепости, выбросив из головы лицо гвардейца, которое ему не понравилось, несмотря на его благообразие. Больше никто мимо них не проходил, из крепости порой доносились развеселые, пьяные вопли гвардейцев, также отмечавших Меркуриалий, а из парка лилась бодрая, танцевальная музыка. Уже начиналась вторая триада часа, как «монахи» молились, и караульные часто дергали глазами в их сторону, но прервать служителей Бога пока не решались.
Аргус должен был прибыть к крепости с минуты на минуту, и вдруг музыка неожиданно оборвалась – Феб Элладаннский читал в парадной зале свои долгие вирши, в каких Лодэтский Дьявол на коленях молил Бога о милости, и даже не догадывался, насколько был прав. Спокойствие стало изменять Рагнеру, и с каждой новой минутой, что длился непредвиденный музыкальный перерыв, он холодел всё сильнее. Впервые за много лет Лодэтский Дьявол по-настоящему обратился к Богу: взмолился, чтобы Аргус не появился до возобновления танцев и громкой музыки в замке, ведь истошные крики из крепости, напугали бы Альдриана и стражей на воротах.
«Боже, – говорил про себя Рагнер, – я не уверен, что ты есть, – это так. Вот тебе верный способ доказать мне это. Я ведь немного прошу: жалкой музыки от тебя, Всемогущий. Не каких-то расчудесных чудес! Чертовой музыки, и всё! Тогда я поверю в тебя… Я и сейчас верю – не зря же обращаюсь… Знаю, что ты, должно быть, обижен на меня за Великое Возрождение. Я больше не буду – слово Рагнера Раннора. Встану, как все, на колени…. И молиться буду и слезы лить после полуночи. В три ручья зальюсь, не хуже своей плаксы! Честно… Я клянусь, что удалюсь на покой, – и сатурномеры больше никто из храмов снимать не будет. Если я когда-либо отправлюсь вновь воевать, то только из-за долга. И еще верни мне ее, мою любимую. Ради нее я стою здесь на коленях и уже не чувствую их. Прошу… Музыку и мою красавицу-плаксу: всё, что я хочу от тебя. А в ответ еще клянусь, что помирюсь с Экклесией. Буду так стараться, как никогда до этого… И потом стану щедро жертвовать – ты удивишься насколько щедро… храм построю… Ну чего ты еще хочешь? Чего тебе еще от меня надо? Где чертова музыка? – начинал злиться Рагнер. – Пошел ты… Сиди у себя в облаках или где там еще, хохочи… Хотя, если верить монаху, у тебя и зада-то нет и сидеть тебе не на чем. А может, мне Дьявола начать просить? Не будь так уверен, что не попрошу! Ну, чего тебе надо, дай знать?! Я буду рад исполнить, если смогу!»
Вдруг Рагнер услышал тихие слова из молитвы брата Амадея.
– Направь герцога Раннора на путь света, дабы он старался быть милосердным, ценил жизнь и понимал, что забрать ее легко, но не он ее подарил, значит, не он забирать должен. Поймет пусть, что движим он враждой, что сеет он страдания и множит слезы матерей, жен и чад младых, что так он лишь приносит в этот мир горести и разрушения, что так рождает неверие в тебя, Боже, разочарование в милости твоей и ввергает через утрату надежды на тебя, Боже, несчастных и ни в чем не повинных в Порок Уныния, ибо радости они более не знают, да и не желают знать. И осознав это, пусть раскается, пусть откажется от сил вражды и повернется к силе любви и добра…
Рагнер совсем недобро посмотрел на праведника и произнес про себя:
«Раскаяться – это уж слишком… Как я могу вот так взять и раскаяться? Не чувствуя я того, что был неправ, и не сожалею – раз убил кого-то, значит, они это заслужили, – ты уж извини, Боже… Не надо было тогда делать меня рыцарем… Но я могу дать слово, что постараюсь. Я уже полюбил, так что у меня может получиться… Я буду весьма сильно пытаться быть… добрее… Да… добрее. Не то чтобы жалеть всех вокруг буду, но убивать отныне стану изредка. Хорошо? Я согласен… Слово Рагнера Раннора: клянусь, что отныне убью, лишь когда не буду иметь иного выхода… Дай знак и ты. Возобнови чертову музыку и более не прерывай ее до конца шестого часа».
Бог будто на самом деле услышал клятву Рагнера – и Феб Элладаннский под овации покинул центр залы, уступив его танцующим парам. Музыканты на балконах парадной залы громко заиграли в свои инструменты – загудели флейты и зазвякали кимвалы, а Лодэтский Дьявол выдохнул. Коленки у него болели так, что он едва чувствовал ноги. Его переодетые послушниками воины выглядели такими же. Все они нервно пересматривались, сверкая под капюшонами отблеском глаз в свете факелов.
________________
В это самое время к воротам Южной крепости быстро приближалась сотня всадников в желто-красных нарамниках воинов Лиисема. Откуда они взялись, дозорные на Южных воротах не видели из-за темноты и дыма, охватившего лес. Возглавлял отряд принц Баро, роскошные доспехи которого все воины узнавали издалека. Четверо звездоносцев в заметных белых нарамниках скакали подле него.
Южный вход отличался от прочих тем, что он начинался от башни у городской стены, среди редкой рощицы вдоль дороги, затем переходил в защищенный стенами, стрельницами и новыми башнями проход к вершине холма, а оканчивался толстой квадратной башней с самыми массивными воротами. Всего от крепостной стены и до последней башни нужно было миновать четыре опускные решетки. У подножия холма проезд в крепость оцепило пятьдесят преторианцев. Появившийся из дымной лесной дороги отряд смело направился к ним.
