Ужасающие предсмертные крики из глубин крепости под аккомпанемент праздной музыки из замка приближались, зловоние скотобойни усиливалось. Подобное сочетание стало убедительнее любых слов – преторианцы начали беспокойно поглядывать на своего рыжебородого командующего, который медлил, молчал, что-то обдумывая. Наконец он вышел вперед.
– Итте Ованнак, – представился он Рагнеру и повернулся к гвардейцам. – Долг преторианца – хранить жизнь герцога ценой своей жизни. Мой долг ротного – хранить жизнь и герцогу, и своим воинам. Порой приходится выбирать… И порой выбор не в пользу герцога! Не вы сдались, братья, а только я один, – бросил он под ноги Рагнера свой короткий меч. – И за это я готов понести наказание хоть смертной казнью, – снял он кинжал с правого бока и тоже швырнул его Рагнеру под ноги. – Я беру весь позор на себя и не пожалею: пусть лучше я один пострадаю и погибну. Лодэтский Дьявол в город наш придет – и герцога он… – тише добавил Итте Ованнак. – Чего еще надо объяснять? Он здесь… А герцог Альдриан, в самом деле, пусть идет на хер! Пора его проучить! Приказ роте сдаться! – уже громко скомандовал он. – Исполнять приказ! Бросить оружие и разойтись по стенам!
И он подошел к стене, положил на нее поднятые руки. Следуя приказу, явной неохотой, один за другим хмурые преторианцы тоже бросали свое оружие под ноги Рагнера и отходили к стенам. Когда гвалт, звон и истошные вопли стали доноситься уже из соседних помещений, оставшиеся гвардейцы просто пороняли оружие и быстро расступились.
Через миг в проходе показалось с десятка три головорезов Лодэтского Дьявола, которые замерли, удивленно осматривая безоружных гвардейцев и кучу клинков у ног Рагнера. В тот миг восхищение своим вождем от осознания, что он один пленил тридцать грозных преторианцев, достигло у лодэтчан уровня обожествления. И тут раздался удивленный голос:
– Ну привец, ссуки пцзорнае! На калени, мордай в пол, пзжалйцта…
Преторианцы моментально разъярились: поднимая оружие с пола, они бросились на лодэтчан, а к Рагнеру ринулось с десяток воинов. В бойне, что началась, Лодэтский Дьявол рубил и резал всё, что к нему приближалось, чувствуя усиливающееся наслаждение, дикое, запретное, звериное. Звон клинков подстегивал его, как удары хлыста. Ни один из мечей не смог даже ранить его, словно кто-то отводил руки нападавших, а его Ренгар, напротив, разил с поразительной точностью, разрывая кольчуги и рассекая людские тела. Скольких он отправил на тот свет, Рагнер сам не знал.
Бой окончился быстро. На полу лежало десятка четыре тел, в углу, сжавшись, сидел Раоль Роннак. Последним живым из нападавших гвардейцев остался рыжебородый ротный – да остался он с отсеченной правой рукой. Он не без труда выпрямился, гордо поднял голову, готовый принять смерть, встал перед Рагнером – тот же, глядя в его наполненные ненавистью глаза, хотел добить врага, уже своего вечного, смертельного врага, от которого было бы разумно избавиться. Но оружия Итте Ованнак больше не держал, и Рагнер, вспомнив о своей клятве Богу, неохотно опустил к полу бальтинский меч – сразу же пришла усталость, столь сильная, что невольно потянуло в сон.
– Эорик! – в сердцах воскликнул Рагнер по-лодэтски. – Да выучи же орензский, наконец, или уж молчи, как ты любишь! Ладно, давай сейчас на другие ворота. А этого воина – перевязать, – указал он на рыжебородого ротного, – рану прижечь. С заключением мира его отпустить. Ты, – обратился он к Раолю, – пошли дальше. Покажешь, где тут узилище и король Ивар.
В подвале перед тюрьмой закрылись еще около шестидесяти гвардейцев с ружьями и арбалетами. Они отгородились решеткой и палили во всё, что появлялось в проходе. Среди них сжимал ружье и Парис Жоззак. Коридор заволокло пороховым дымом, а лодэтчане дразнили преторианцев, то бросая что-нибудь в коридор, то появляясь сами и быстро прячась назад, растрачивая их пули. Так это длилось до того, пока в белом тумане не возник рыцарь в роскошных доспехах принца Баро из сандел-ангелийской стали, какую не брали ни арбалетные болты, ни пули. Выстрелом гранитного ядра из небольшой ручной пушки, хвост которой зажимался под мышкой, он вынес замок решетки. После этого последнее укрепление Южной крепости пало. Стремительное нападение заняло не больше двух триад часа или сорок восемь минут. Во дворце стихла музыка, как раз когда Рагнер, одетый в кольчугу поверх рясы, стоял напротив камеры изумленного короля Ивара Шепелявого.
– Рагнер Раннор! – вскричал обрадованный король на меридианском. – Не могу фоферить!
– Да уж будь добр, Ивар, – на том же языке ответил Рагнер. – Надеюсь, ты еще не сдался и не подписал мировую?
– Я луффе умру! Эфо ше дело феффи! И меффи!
Рагнер улыбнулся, чуть мотая головой. Отпирать решетку камеры он не спешил.
– Скоро твоя честь и месть будут удовлетворены, но моя обида нет. Моя к тебе, Ивар.
– Профи, фо хофефь! – величаво ответил наполовину лысый, тем не менее лохматый король, одетый в нижнюю рубашку и узкие красные штаны.
– Свою десятину хочу, что ты зажал. Только уже не серебром, а золотом. Фафлушил! – с наслаждением передразнил его Рагнер.
Король Ладикэ, обидевшись, насупился, но решил, что сейчас уж точно не стоит ссориться с Рагнером.
– Форофо, форофо, – махнул он рукой. – Я фафлушил эфо. Оффоботи меня быфтрее!
Рагнер открыл ему решетку, и они обнялись.
– Рагнер, – прослезился пожилой король. – Я для фебя, ффо хофефь фтелаю. Мое королеффтфо – тфое королеффтфо.
Рагнер благодарно улыбнулся, и они поспешили в дымный коридор.
– Ффо на фебе за фа юпка? – по дороге спросил король про рясу под кольчугой Рагнера.
Тот молча снял капюшон кольчуги.
– Как тебе? – усмехнулся он, проводя рукой по бритому затылку и шапочке волос «в кружок».
– Не офень, – даже не улыбнулся Ивар IX. – Рагнер, фы был праф! Я о ффяшенниках. Меня уфипил ефифкоф!
– Епископ Камм-Зюрро тебя усыпил? – нахмурился Рагнер. – Ты точно уверен?
– Да! Уферен. А ефё они отрафили моих фоиноф!
– Это странно. Меридианские священники никогда не вмешиваются в войны. Уверен, что и воинов тоже священники отравили?
– Афолюфно! У меня пыло дофтафофно фремени, ффобы фсё раффмофреть как фледует!
Они поднимались вверх по винтовой лестнице и скоро должны были выйти на первый этаж, когда Рагнер остановился.
– Ивар, – сказал он, находясь в глубокой задумчивости, – забудь о том, что ты мне сказал. Епископ тебя не усыплял, а твоих воинов священники не травили. Позднее еще поговорим. Не трогай и пальцем эту синюю хабиту и земли Мери́диана. Дай мне слово. А то я тебя снова запру в узилище.
Король Ладикэ раздраженно выдохнул.
– Не фонимаю фебя. Тумал, ты даше рад бутефь эфо уфлышать. Форошо. Раф фы фак хофефь, фак оно и пуфет!
– Хочу, Ивар, – кивнул головой герцог. – Я собираюсь помириться с Экклесией и хорошенько задобрить святош. И тебе советую их не злить. Никогда и никому не говори правды про свое пленение… но и не забывай.
