Ортлиб Совиннак набросился на него, не дав договорить. Он выбил кинжал из рук Идера одним точным ударом и, рыча от бешеной ярости, схватил его, пытаясь достать до горла. Идер, сопротивляясь, пробовал выдавить ему глаза, но в беспорядочной драке, теснимый мощью, лишь смог уронить отца на пол – затем, увлекаемый медвежьим хватом, свалился следом. Совиннак, потерявший в борьбе и свой новый черный берет, и нижнюю шапочку, подмял сына под себя, забрался на него и стал душить, не замечая, что Идер пытается что-то достать из внутреннего кармана камзола. А Маргарита, сидя на полу уборной, прислушивалась к непонятному шуму, доносившемуся из-за двери, похожему на рев сцепившихся медведей. Голос Идера Монаро ввел ее в оцепенение. То, что она чувствовала, – это был даже не ужас: нечто неописуемое, от чего сердце так бешено колотится, будто вот-вот порвет вместе с грудью и платье, но затем, улетая вниз, оно резко замирает и уже едва бьется.
«Рагнер, ну где же ты?» – вертелась в ее голове одна-единственная мысль.
Идер хрипел, теряя сознание. Ортлиб Совиннак приблизил глаза-прорези к его зрачкам, чтобы лучше видеть, как тот испустит дух. Жестокая улыбка развела усы и бородку с проседью. Грузный, огромный мужчина-медведь тихо засмеялся, когда помутнели глаза его сына, но вдруг тот выбросил руку прямо к короткой, жирной шее отца. Барон Ортлиб Нолаонт застыл на мгновение, продолжая улыбаться оскалом, да тут же его рот стал расслабляться. Идер, кашляя, скинул с себя тело и, приподнявшись, достал из затылка отца шпильку с иглой, как у сапожного шила. Крови появилась ровно капля, да и та скатилась с толстой иглы.
Держась за горло, Идер поднялся на ноги и с горечью посмотрел на мертвого отца. Он закрыл глаза, выдохнул, постоял так с четверть минуты и затем подошел к окну: дождь переходил в обильный ливень, а лес уже едва горел. Опустив бесстрастное лицо к подоконнику, Идер взял в руки маленькую, белую свинку с голубым бантиком. Он усмехнулся, узнав эту вещицу, и задумался. Сразу в его голове всплыли странные плечистые монахи у крепости. Цепь непонятных происшествий, начиная от горящего леса до свинки в его руках, твердила ему, что надо исчезнуть отсюда быстрее и не тратить время, но он подступил к двери уборной и охрипшим голосом заговорил с Маргаритой:
– Я пришел тебя убить. Не его… Но получилось, как получилось. Двух твоих мужей я убил одинаково… Должно быть, это ему возмездие. Да, кстати, поздравляю с венчанием. Поспеши ты взойти с ним на ложе, полагаю, убил бы вас обоих, – задумался он, вертя в руке свинку. – Мне пора идти. Не думаю, что еще свидимся. Если только мою мать обидишь – тогда я вернусь. Извинись перед ней за меня: не быть ей баронессой Нолаонт. Ей будет больно, но лучше так, чем ждать несбыточного и страдать всю жизнь. Свинку Алефтины я себе оставлю, – напоследок добавил он и, не прощаясь, удалился бесшумными шагами, но Маргарита услышала тихий лязг дверной щеколды.
«Ничто не заставит меня выйти отсюда, – подумала она. – Вдруг он не ушел и ждет меня там со своим тонким кинжалом? Рагнер, черт тебя подери, где же ты ходишь?!»
________________
Идер Монаро спустился на второй этаж, где его ждал взъерошенный Гюс Аразак в замаранном чужой кровью кафтане и со свечой в руке.
– Ну что? – спросил этот необычайно бледный южанин.
– Она закрылась в уборной. Сам сходи за топором и убей ее. Мне пора. За мной не иди, а то я от тебя избавлюсь. Я своего отца убил только что, – дрогнувшим голосом добавил Идер и сбежал вниз по узкой винтовой лестнице.
Гюс посмотрел наверх и тоже пошел вниз по лестнице. Топор можно было взять и в его собственной спальне, но туда он не желал заходить. Да и топор торчал в голове у одного из услужников, пришедших проведать его с этим орудием. Гюс направлялся по винтовой лестнице в подвал, где имелся еще один топор, но на первом этаже замер – он услышал эхо гулкой лодэтской речи. И более того – он узнал голос Рагнера Раннора, немного заплутавшего в замке-лабиринте. Понимая, что через минуту головорезы герцога будут здесь и ему что-то надо предпринять, он позабыл о подвале и ринулся наверх. План, что он хотел осуществить, не родился спонтанно: Гюс мыслил об этом еще до появления Маргариты, которая сломала и эти чаяния, и всю его жизнь, – корысть ослепляла его разум – Гюс залетел на второй этаж и постучался к Енриити.
– Быстрее открывайте, – сказал он, отставляя свечу и отбрасывая свой окровавленный кафтан. – Ваш отец при смерти! Сердце!
Дверь открыла Марили: она помогала Енриити готовиться ко сну, и девушки заболтались о бале и Арлоте Иберннаке.
– Я это делаю для тебя, – тихо сказал Гюс Марили. – Я женюсь сначала на ней, а потом на тебе. И ты станешь баронессой.
Марили не успела осознать, что он ей сказал, как Гюс за плечи выставил ее за дверь, а сам закрылся в спальне. Потрясенная девушка через пару мгновений заколотила в дверь.
– Скотина! – закричала она. – Ты чё удумал, сволочь?! Выходь оттудова! Эй, кто-нибудься, подмогите!
Из соседней спальни вышла Диана Монаро.
– Аразак снасильничает с Енриити! – бросила ей Марили. – И принудит пойти за его!
– Что за чушь!
Из-за двери раздался вопль Енриити, и Марили закричала на всю башню:
– Да есть же здеся мужчины?! А?!
И она заорала еще сильнее, потому что снизу, с лестницы, высунулась страшная рыжая голова людоеда в шрамах и заговорила на лодэтском. Диана завопила, вторя ей, когда ручища Ольвора схватила ее за плечо. Из-за двери снова закричала Енриити. В этом аду пронзительного женского визга и появился Лодэтский Дьявол: в кольчуге поверх рясы, с прической послушника и с мечом в руке. Тряхнув Марили, он громко ее спросил:
– Где Маргарита?!
Марили указала пальцем вверх и снова начала слабо кричать.
– Не орать, и всем заткнуться!!! – громче всех взревел Рагнер. – Разобраться тут! – крикнул он своим людям, а сам поспешил выше по лестнице.
Второй этаж наполнился мужчинами, от вида которых Диана Монаро и Марили были бы рады бежать как можно дальше, но их крепко держали за плечи и руки. «Монахи» ломали дверь секирами, а трое других «разбойников» меж тем вскрывали двери комнат в коридоре. Обнаружив резню в спальне Гюса Аразака, они от удивления присвистнули. Там по каменным стенам еще медленно стекали с разлапистых пятен дорожки крови.
Дверь в спальню Енриити без труда сломали, и первыми внутрь запрыгнули Лорко и Ольвор. Эорик держал перепуганную Марили, а Сиурт Диану. Енриити, в порванной сорочке и с распущенным волосами, вырвалась из рук Гюса, бросилась к распахнувшейся двери, но с очередным воплем метнулась назад, увидав, кто к ней пожаловал. Она резво запрыгнула на кровать, стащила покрывало и, отбегая к стене, прикрылась им. Оленьи глаза подернулись слезами, когда Марили, зашипев на Эорика, выдернула свою руку, залетела в спальню и обняла ее. Аразак с исполосованным ногтями лицом отступал от подходивших к нему Лорко, Ольвора и двух «монахов».
– Здарова, Гюс, – недобро улыбнулся ему Лорко. – Я так по тебе цкучался! Он – моёйный! – заявил рыжеватый парень приятелям и стал один приближаться к Аразаку.
